Лавриненков Владимиp Дмитpиевич

17.05.1919, деревня Птахино Лобковской волости Смоленского уезда Смоленской губернии (ныне – Починский район Смоленская область) – 14.01.1988, Киев, Украинская ССР, заместитель командира эскадрильи 9-го гвардейского истребительного авиационного полка 268-й истребительной авиационной дивизии 8-й воздушной армии (Южный и 4-й Украинский фронт), дважды Геpой Советского Союза

Окончил 7 классов (1934), школу фабрично-заводского ученичества (1935). Работал на авиационном заводе № 35 в Смоленске, одновременно занимался в аэроклубе, который окончил в 1939 году. В Красную Армию призван 15 февраля 1940 года Смоленским ГВК.

После окончания Чугуевской военной авиационной школы пилотов (1941) служил лётчиком-инструктором Черниговской военной авиационной  школы пилотов, которая в июне 1941 года была эвакуирована в посёлок Зерновой Ростовской области (в настоящее вренмя - город Зерноград)..

На истребителе И-15 бис штурмовал танковую колонну фашистских войск под Синявкой, в районе Ростова-на-Дону, в составе сборной эскадрильи Батайского училища. В ноябре 1941 года из числа инструкторов школы создали 651-й истребительный авиационный полк (102-я истребительная авиационная дивизия ПВО), куда вошёл и Владимир Лавриненков.

Участвовал в воздушном прикрытии Сталинграда. За месяц боёв лётчик 651-го истребительного авиационного полка 102-й истребительной авиационной дивизии Сталинградского корпусного района противовоздушной обороны сержант Лавриненков сбил 16 вражеских самолётов.

В конце октября 1942 года переведён в 9-й гвардейский Одесский истребительный авиационный полк 8-й воздушной армии Юго-Западного фронта. С этим полком прошёл путь от Сталинграда до Берлина: заместитель командира и командир эскадрильи 9-го гвардейского истребительного авиационного полка (ноябрь, 1942 – сентябрь, 1944), командир 9-го гвардейского истребительного авиационного полка (сентябрь, 1944 – август, 1945). Воевал на Сталинградском (декабрь, 1942 – январь, 1943); Южном (январь-октябрь, 1943), 4-м Украинском (октябрь, 1943 – май, 1944), 3-м (октябрь, 1944 – апрель, 1945) и 1-м (апрель-май 1945) Белорусских фронтах.

Наградной лист на присвоение звания Героя Советского Союза заместителю командира эскадрильи 9-го Краснознамённого гвардейского истребительного авиационного полка Лавриненкову за мужество и героизм, проявленные при разгроме немецких захватчиков в районе города Сталинграда, 322 боевых вылета, 78 воздушных боёв, 16 лично и в группе 11 сбитых самолётов противника подписан командованием 28 января 1943 года.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1943 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками  и проявленные при этом отвагу и геройство гвардии младшему лейтенанту Лавриненкову Владимиру Дмитриевичу присвоено звание Героя Советского Союза.

Приказами 8-й Воздушной армии от 10 июля и 1 августа 1943 года командир эскадрильи 9-го гвардейского Одесского ордена Красного Знамени истребительного авиационного полка 6-й гвардейской Донской авиадивизии гвардии старший лейтенант Лавриненков Владимир Дмитриевич награждён двумя орденами Красного Знамени.

Продолжая боевую работу в составе 9-го гвардейского Одесского ордена Красного Знамени истребительного авиационного полка к 23 августа 1943 года увеличил свой личный боевой счёт ещё на 11 воздушных побед. 23 августа, выполняя во главе четвёрки истребителей перехват немецкого разведчика ФВ-189 в районе села Александровка (Матвеево-Курганский район Ростовской области), лётчик после нескольких атак поразил его огнём бортового оружия, но, излишне сблизившись, столкнулся с уже сбитым противником и был вынужден воспользоваться парашютом.

Приземлившись на территории противника, Лавриненков попал в плен, но сумел бежать, выпрыгнув ночью из идущего поезда. В течение трёх месяцев воевал в партизанском отряде имени В. И.  Чапаева под командованием А. В. Тканко. Принимал участие в нескольких операциях и освобождении от отступающих оккупантов и полицаев села Хоцки (территория Украины). 29 сентября 1943 года партизаны встретились с наступающими частями Красной армии.

В октябре 1943 года В. Д. Лавриненков вернулся в свой полк, получил звание гвардии капитана и продолжил боевую работу на «Аэрокобре». С октября 1943-го по май 1944 года лётчики полка принимали участие в Крымской операции.

Приказом Президиума Верховного Совета СССР от 1 июля 1944 года гвардии капитан В. Д. Лавриненков за отвагу и мужество в боях, успешное командование эскадрильей и 34 сбитых лично вражеских самолётов вторично был награждён медалью «Золотая Звезда».

В июле 1944 года назначен командиром 9-го гвардейского истребительного авиаполка.

Всего за годы войны подполковник В. Д. Лавриненков совершил 448 боевых вылетов, в 134 воздушных боях сбил лично 36 и в составе группы 11 самолётов противника.

Награждён орденами Ленина (01.05.1943, 21.02.1978), Красного Знамени (31.06.1942, 23.10.1942, 10.07.1943, 01.08.194320.04.1945, 31.10.1967), Отечественной войны 1-й степени (06.04.1985), медалями.

После окончания Великой Отечественной войны служил в войсках противовоздушной обороны. Окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе (1948), Высшую военную академию (1954).

Автор нескольких мемуарных и художественных книг, в их числе «Без войны» (1982), «Дед Василь» (1984), «Колокола памяти» (1986), «Военные повести» (1989; все ‑ в Киеве и в соавторстве с Николаем Беловолом).

Сочинения

1. Воздушный таран / В. Лавриненков // Молот. Ростов-на-Дону, 1947. 14 февр. С. 2.
2. За тебя, Родина! / В. Лавриненков // Бессмертные героев имена : очерки о воинах, удостоенных звания героя Советского союза за подвиги в сражениях на Дону. Ростов н/Д. : Кн. изд-во, 1973. С. 149-154.
3. Возвращение в небо / В. Д. Лавриненков; литературная запись А. М. Хорунжего. 2-е изд. М.: Воен. изд-во, 1983. 240 с.

Литература

1. Герои боев за Крым / автор-сост. Герой Сов. Союза, генерал-майор в отставке А. А. Казарян. Симферополь : Таврия, 1972. С. 156.
2. Дважды Герои Советского Союза : альбом. М. : Воен. изд-во, 1973. С. 120‑121.
3. Несгибаемые / П. Беляков // Иду на таран. Волгоград, 1978. С. 194-197.
4. Смоляне – Герои Советского Союза / М. Воробьев, В. Титов, А. Храпченков. 3-е доп. изд. М. : Московский рабочий, 1982. С. 17-22.
5. В строю крылатых / И. Я. Бражнин // Над огненным Доном: очерки, воспоминания об авиаторах 8-й Воздушной армии. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1985. С. 130‑132.
6. Герои Советского Союза : крат. биогр. слов. : [в 2 т.] / М-во обороны; редкол. И. Н. Шкадов (председатель) и др. М. : Воен. изд-во, 1987. Т. 1. С. 837.
7. Симонов А. А., Бодрихин Н. Г. Боевые лётчики – дважды и трижды Герои Советского Союза. М., 2017. С. 182-187.
8. Самый долгий вылет… / А. Дмитриевский // Молот. Ростов-на-Дону, 2018. 4 мая. С. 11.

Лавриненков В. Д.

Военные мемуары

<…>

На рассвете следующего дня нас собрал комэск. Нарисовал мелом на доске боевой порядок эскадрильи, набросал маршрут полета.

Летим девяткой в район Синявки, западнее Ростова. Будем наносить бомбовый удар по скоплению фашистских танков. Всем подготовить карты. Над полем боя цели каждый ищет сам. Ориентир — кресты на броне.

Минут через десять мы уже сидели в кабинах и ждали сигнала на взлет. Первым делом я нашел рычаг, с помощью которого сбрасываются бомбы, и осторожно подержался за него (мне еще ни разу не приходилось им пользоваться). Как-то все обойдется в этом первом долгожданном боевом вылете? Что он принесет мне и остальным летчикам, так и не успевшим познакомиться друг с другом?

Мысли мои оборвал сигнал на взлет. Появилась зелёная ракета.

Тройки истребителей приняли старт. Над полевым аэродромом тучей взвихрилась пыль, закрыла впереди идущие машины, линию горизонта. Я был замыкающим последнего звена и изо всех сил старался держаться своего места в строю. Но все же отстал, пришлось догонять. Позже я узнал, что именно отстающие чаще всего становились жертвами «мессершмиттов». Но тогда это не приходило мне в голову. Мало того, что я не имел понятия о коварстве «мессеров», мне даже не приходилось видеть их...

Достигнув окраины Ростова, мы развернулись на Синявку. Вскоре перед нами открылась панорама широко растянувшегося фронта: мы увидели вспышки артиллерийских залпов, взрывы снарядов, пожары.

Приглядевшись, заметили танки. С высоты полутора тысяч метров непросто было определить, чьи они. Вот первая тройка вошла в пикирование, сбросила бомбы, пере­шла в набор высоты. За ней — вторая. Потом — наша очередь. Уже несясь к земле, я разглядел черно-белые кресты на бортах танков, рванул рычаг. Бомбы отделились от самолета — он сразу стал лёгким, послушным.

Задание выполнено, можно идти домой. Неужели это все? И так просто?!

Круто переломив траекторию полета, я устремился вверх и тут увидел такое, что пробежали мурашки по спине. Надо мной в яростном клубке сцепились более двух десятков самолётов. Мимо вдруг стрелой пронеслась необычных контуров машина. Я чётко увидел желтый крест на фюзеляже.

«Мессершмитт»! — мелькнуло в мозгу. — Что предпринять?»

В ту же секунду увидел, как промчавшийся мимо «мессер» короткой очередью поджёг наш И-15 бис. Потом чуть в стороне стал падать ещё один самолёт. Кто кого бьет, я понял не сразу. Всё перемешалось, слилось в сплошную огненную карусель. Но разбираться не было времени. В следующий миг два «мессера» начали брать в клещи меня. Когда самолет, шедший справа, чуть обо­шел мою машину, я довернул на него и дал длинную очередь. Такую длинную, что опомнился, лишь когда умолк пулемет. Патроны кончились, а «мессеры» наседали. Вот- вот скрестят на мне пушечные трассы. И тогда почти подсознательно я резко бросил «ястребок» вниз и понесся к плавням, чтобы на их фоне слиться с землёй. «Мессеры» ринулись следом. Я прошел прямо над верхушками деревьев, виляя из стороны в сторону. Фашисты открыли огонь, но их снаряды вонзались в болотистую почву, поднимая в воздух султанчики грязных брызг.

То, что я выскочил из этой переделки, похоже на чудо. Не иначе как я родился в рубашке. То ли у немецких летчиков иссякли боеприпасы, то ли кончалось горючее, но они вдруг оставили меня в покое и ушли. Не веря своему счастью, я непрерывно осматривался по сторонам, боясь, что это уловка, что гитлеровцы снова атакуют меня.

Весь взмокший, приземлился на своем аэродроме. Выдержав на пробеге направление, я уже должен был остановиться, но самолет вдруг завалился на правое крыло, потом стал на нос и застыл в таком положении. Я завис на привязных ремнях и боялся шевельнуться: если бы машина перевернулась — не миновать беды.

Но мне и тут повезло. Быстро примчались на грузовике авиаспециалисты. Они накинули на хвост «ястребка» веревку, потянули, и самолет лег на фюзеляж. Оказалось, что немецким снарядом отбило правое колесо. Я не мог этого знать, поскольку шасси на И-15 бис не убиралось.

Итак, все кончилось благополучно. Но я горько переживал первую неудачу. А тут еще узнал, что не все вернулись из полета... Остаток дня ходил по аэродрому как неприкаянный. И страшно обрадовался, когда к вечеру до нас добрались пешком еще трое летчиков — они спаслись, выпрыгнув с парашютами...

Первый бой заставил меня серьезно задуматься. Он показал, что надо еще многому учиться, чтобы не попадать в подобные ситуации. Без опыта в бою — как без крыльев. В тот раз меня выручило то, что я, в общем-то, неплохо владел самолетом и техникой пилотирования. Но ведь этого мало! Летчику необходимо в совершенстве знать тактику, мастерски вести огонь, досконально отра­ботать взаимодействие в звене. И всему этому я должен научиться...

События этого памятного дня привели к тому, что уже вечером нам объявили: из-за нехватки людей и техники пополнение полка приостановлено. Некоторую часть вновь прибывших летчиков переводили в Сталинград, остальным, в том числе и мне, предложили возвратиться в училище.

Такой поворот событий никак меня не устраивал. Я стал настаивать, чтобы меня тоже послали в Сталинград. И очень обрадовался, узнав, что командование пошло мне навстречу.

<…>

Ростовская весна

14 февраля 1943 года был освобожден Рос­тов, а через четыре дня мы приземлились на тамошнем аэродроме.

Зима стояла холодная, многоснежная, ветреная. Авиа­городок встретил нас воем метели и черными стенами сгоревших зданий. Сотни ростовчан, кое-как одетых, обутых, расчищали стоянки для самолетов, разбирали кирпич на подступах к уцелевшим частям домов, засыпали и утрамбовывали воронки.

Штаб полка обосновался в одной из комнат разрушенного аэропорта. Нас, летчиков, разместили в ближайшем пригородном поселке.

В течение нескольких дней все мы занимались обезвреживанием снарядов и мин, брошенных противником, и обнаружили огромные запасы пороха. Кое-кто из ребят шутки ради стал устраивать опасные фейерверки.

Один из таких фейерверков увидел командир полка. Но его приближение вовремя заметили не в меру разрезвившиеся лётчики, и все, как один, скрылись. На месте «преступления» он застал только Николая Остапченко, который случайно подошел туда ради интереса.

‑ Что здесь творится? — строго спросил Шостаков.

‑ Фейерверк, товарищ подполковник, — спокойно ответил старший сержант.

А где же «фейермахеры»?— пошутил Шестаков.

Разбежались, товарищ подполковник.

‑ Понятно. Но вы-то почему стоите?— строго взглянул командир на невозмутимого Остапченко.

‑ Даже сам не знаю...

‑ Не знаете? В следующий раз будете знать. Пять суток ареста! Можете идти!

Но первым ушел командир полка. Расстроенный Остапченко так и остался на месте, не ведая зачем. Когда товарищи подбежали к Николаю и стали расспрашивать, о чём беседовал с ним Шестаков, старший сержант замахал на них руками и только сердито выпалил:

‑ Пять суток ареста... Прощай офицерское звание!

Отчаяние Остапченко было понятно однополчанам.

У нас уже знали, что в штаб армии послано наконец представление на присвоение ему офицерского звания. Остапченко заслужил его — он сбил вражеский бомбардировщик и безукоризненно выполнял обязанности ведомого. Но хорошо знали также крутой характер Шестакова. Ему ничего не стоило повернуть всё вспять.

...Фронт стабилизировался — гитлеровские войска заняли оборону по реке Миус. Южнее Ростова они удержались на линии Батайск, Ейск и дальше — перед Таманским полуостровом. Южный и Закавказский фронты, сомкнув фланги, остановились, ослабленные продолжительным наступлением.

Мы летали малыми группами на перехват вражеских бомбардировщиков и парами — на разведку. Маршруты впервые пролегали над морем.

Поехали осмотреть город. В автобусе выяснилось, что многие хорошо знают Ростов. Шестаков после боев в Испании служил в Ростове командиром эскадрильи. Александр Карасев сразу заменил нам экскурсовода — он помнил все улицы и кинотеатры: перед войной здесь учился, здесь оставалась и его любимая девушка Надя. Услышав об этом, командир полка разрешил Карасеву ненадолго задержаться в городе.

Вечером весь полк облетела новость: Карасев разыскал родителей Нади. Узнал, что их дочь уже возвратилась из эвакуации и работает в райкоме комсомола. Но увидеться в тот день им не пришлось: девушка вместе с молодыми ростовчанами помогала расчищать аэродром... Наш товарищ был счастлив, предвкушая встречу, и все мы искренне радовались за него...

Ранняя южная весна вступала в свои права: длиннее становились дни, небо было ясным, безоблачным. Воздушные бои над Приазовьем принимали все более ожесточен­ный характер. Изгнанные с огромной территории юга, фашистские захватчики будто лишь теперь, с приходом тепла, до конца поняли, что им больше не видать богатств Северного Кавказа, не пользоваться урожаями степей и садов Кубани и Дона, и с бешеным ожесточением принялись бомбить южные города и железнодорожные станции.

Особенно доставалось Батайску. Именно на этой станции сходились эшелоны с резервами, вооружением и горючим для фронта, непрерывно поступавшие с железнодорожных линий Баку — Грозный — Ростов и Сталинград — Ростов. Весной 1943 года немецко-фашистское командование бросило сюда почти столько авиации, сколько в свое время бросало на Сталинград. Над Кубанью в то время стояла относительная тишина, и немецкие бомбардировщики с аэродромов Крыма, Донбасса, даже из Днепропетровска косяками тянулись к Батайску.

Не случайно в марте 1943 года на нашем аэродроме не раз звучал тревожный приказ, обращенный к лётчикам, находившимся в воздухе и на земле: «Все — на Батайск!», «Все — на Ростов!».

В один из мартовских дней произошел, например, такой случай. С юго-востока из-под солнца показалось око­ло семидесяти немецких бомбардировщиков. Шли они группами по 10—15 самолетов с интервалом в одну-две минуты. Причем шли на различных высотах — от 1500 до 3500 метров. А над каждой группой «юнкерсов» или «хейнкелей» кружили две-три пары истребителей.

Появление вражеских самолетов наши обнаружили своевременно. Сообщение о массированном налете подняло с различных аэродромов почти всех советских истреби­телей, находившихся в районе Ростова.

Наш полк взлетел по сигналу одним из первых. Подполковник Шестаков передал в эфир свой боевой клич: «Все — на Ростов!» Начальник штаба Никитин выслал по тревоге на поддержку основной группы самолеты, остававшиеся на земле. Истребители, находившиеся в воздухе и выполнявшие другие задачи, тоже немедленно повернули на Ростов.

Бой вспыхнул сразу в нескольких местах. Решающим для нашего успеха было то, что острие фашистской армады сломалось о наше сопротивление. Фашистские асы надеялись эшелон за эшелоном пройти над важными объектами и по очереди высыпать на них бомбы. Но ситуация сложилась так, что им пришлось отказаться от своего плана. Наши истребители так решительно напали на «мессеров», что те вынуждены были обороняться.

После нашей молниеносной атаки рухнули первые сбитые «мессершмитты». В этот момент еще одна группа гвардейцев нанесла второй удар по ведущей девятке «юнкерсов» (это была одна из тактических новинок, придуманных и осуществленных Шестаковым). В результате был сбит ведущий «юнкере», и тут же загорелись ещё три. А те, кто все же приблизился к Ростову, сразу поняли, что у нас все подготовлено к встрече: над городом уже вертелся огромный клубок. Сбросив бомбы куда попало, «юнкерсы» разворачивались и срочно ложились на обратный курс.

Неудача разъярила врага. На следующий день над Ростовом снова появилось несколько десятков бомбардировщиков, прикрытых истребителями. Теперь группы были больше, интервалы между ними — тоже. Воздушная армада врага шла на город точно с запада.

Словно пытаясь сквитаться за неудачу, которая постигла их накануне, фашистские истребители вели себя исключительно активно. Они забирались на высоту, яростно нападали, делали все, чтобы не подпустить нас к своим бомбардировщикам. Нужны были немалая отвага и риск, чтобы пробиться сквозь заслон и нарушить строй «юнкерсов» и «хейнкелей».

И всё же гвардейцы нашего полка и на этот раз сорвали все планы врага, не дали ему осуществить бомбежку важных объектов — Батайска, Ростовского вокзала, аэродрома.

Воздушный бой истребителей на сей раз был особенно упорным и затяжным.

Только после того как в небе над Доном взорвался их пятый самолёт, фашистские истребители, израсходовав горючее, ушли на запад. В тот день в результате атак одного нашего полка противник потерял четыре самолёта.

За ужином Шестаков сделал обстоятельный разбор двух последних боёв, а в заключение особо подчеркнул, что, судя по всему, мы и впредь будем встречаться с крупными силами неприятеля.

Так оно и было в действительности. Особенно трудным оказался для нашего полка день 25 марта. Он запомнился нам навсегда.

День этот выдался по-настоящему весенний, с голубым небом и высокими белыми облаками. С утра было тихо, пригревало солнце. Только вчера над Батайском побывало 60 вражеских бомбардировщиков. Они зашли на город с различных направлений, намереваясь положить все бомбы на железнодорожный узел. Однако наши истребители сломали тактическую схему налета. Враг и на этот раз просчитался. Но мы предчувствовали: Батайску грозит новая беда.

Часам к одиннадцати на горизонте, под облаками, тёмной полосой обозначилась воздушная армада. «Юнкерсы» шли группами, на небольшом расстоянии друг от друга.

Мы увидели их с аэродрома, находясь у своих самолётов и в кабинах. Саша Карасев, стоявший на крыле, крикнул:

— Идут!

Истребители по команде быстро поднялись в воздух, чтобы встретить противника на подступах к городу.

На сей раз на Батайск шло не меньше ста бомбардировщиков. А над ними, еле видимые в просветах облаков, па высоте 6000—7000 метров летели «мессершмитты». Они держались на такой высоте, где невозможно было обойтись без кислородных приборов.

Страшная опасность нависла над Ростовом и Батайском — подобного количества «юнкерсов» и «хейнкелей» ни одному из нас еще не приходилось видеть в небе.

Все, кому было приказано взлететь, покинули землю. Я же с двумя товарищами стоял невдалеке от командира полка, который с помощью микрофона руководил взлётом.

Звено Дранищева уже набирало высоту. Шестаков волновался, так как в воздухе не видно было наших соседей. Все надежды командир полка возлагал в тот момент на решительного Дранищева: кому-то надо было немедленно напасть на ведущую группу «юнкерсов». Чтобы сэкономить время, Дранищеву следовало развернуться влево, то есть в ту же сторону, откуда надвигались бомбардировщики.

Разворачивайся влево! Разворачивайся влево! — методично повторял в микрофон Шестаков, прикипев взглядом к небу.

Дранищев наверняка слышал команду, но он уже отклонился вправо и, видимо, не хотел менять свой план. Однако голос командира отрезвил его — ведь это был приказ! «Ястребок» качнул крыльями. И все же, к нашему удивлению, Дранищев пошел вправо.

Старая скрипучая дверь! — крикнул Шестаков, швырнув микрофон на землю. Это было его страшнейшее ругательство. Потом, оглянувшись на тех, кто стоял рядом (наши имена еще не были названы к вылету), он приказал: — Всем — на Батайск!

«Всем» означало четырём последним лётчикам и ему, Шестакову, в том числе. Все четверо помчались к машинам.

Да, Дранищев немного опоздал — его опередили истребители соседнего полка, решительно атаковавшие «юнкерсов».

Зенитки испятнали небо над Ростовом шапками разрывов. Вокруг нас мелькали крылья с крестами, а на земле уже рвались бомбы. Однако воздушный бой только начинался.

Амет-Хан повел свою эскадрилью на большую группу «юнкерсов», отколовшихся от тех, что полетели на Батайск. Их было штук сорок, шли они на наш аэродром.

Никогда не робел Амет-Хан перед неприятелем, даже если он в несколько раз превосходил численностью отряд его самолетов. Он побеждал врага изобретательностью, хитростью, бесстрашием и редко применял лобовые атаки (в полку знали их силу и слабость!). Не дрогнул командир эскадрильи и в том бою. Он видел, как приближались к центру Ростова в плотном боевом порядке «юнкерсы». Понимал: вот-вот бомбы посыплются на вокзал, на аэродром. И потому повел свою группу прямо навстречу бомбардировщикам.

Увидев это, мы стали отсчитывать секунды.

От наших самолётов потянулись трассы. Ведущий «юнкерсов» напоролся на них, и тяжелое тело машины взорвалось в воздухе. Однако немецкие истребители уже напали с высоты на отважную шестерку Амет-Хана. И начали прямо с ведущего группы. Но его надежно прикрывал напарник Борисов, успешно отбивавший атаки, пока не загорелся его «як».

Борисов вынужден был воспользоваться парашютом. Его место тут же занял молодой истребитель Николай Коровкин. А Амет-Хан продолжал атаковать «юнкерсы». Вслед за своим командиром в атаку бросился и Коровкин. Ему удалось сбить бомбардировщика. «Мессершмитта» же, который пытался напасть на Коровкина, на глазах у молодого истребителя свалил вездесущий Амет-Хан.

Бой достигал своего апогея: в него были втянуты над сравнительно небольшой территорией более 200 самолётов. Наши истребители перехватывали «юнкерсов» на крутых вертикалях, вели поединки с «мессерами». Но главным объектом атак оставались «юнкерсы»; страшную опасность таили в себе их бомбы.

Атмосфера накалилась до предела. Ради победы наши летчики шли на самые крайние меры. У Николая Коровкина кончился боезапас как раз в тот момент, когда он прицеливался по бомбардировщику. Что делать? Выходить из боя? Нет, не таков Коровкин! Я видел, как он довернул к «юнкерсу», ударил его крылом, и обе машины стали падать на землю. Таран — оружие крайнего случая, оружие смелых. Удастся ли спастись Николаю? Кажется, все в порядке! Вот он покидает самолет, вот вспыхивает купол парашюта. Но к нему тут же устремляется «мессершмитт», открывает огонь. Николаю грозит смертельная опасность. На выручку бросается вездесущий Карасев. Короткой очередью он поджигает фашиста, но уже поздно: тело Коровкина безжизненно повисает на стропах. В ярости Александр Карасев ринулся к другому «мессеру», но сам напоролся па встречную трассу, сбившую фонарь с его кабины. Осколки фонаря поранили ему лицо. Кровь заливала глаза летчика, однако он продолжал атаку и сразил ещё одного фашиста.

Чуть выше Карасева вёл бой с двадцатью «Дорнье-215» лейтенант Леонов. В другом клубке сражался молодой лётчик Шапиро. Последними снарядами сбив «юнкерса», он пошёл на хитрость — имитировал лобовые атаки. И это дало неожиданный эффект — немецкие бомбардировщики стали шарахаться в стороны, подставляя себя под удар других наших истребителей.

День 25 марта стал для нашей дивизии днём большой победы и тяжёлых потерь. Именно он круто изменил воздушную обстановку на нашем фронте. В тот день только 9-й гвардейский полк уничтожил 16 самолётов противника. Так состоялось боевое крещение наших новых «яков».

До самого вечера в воздухе стояли столбы дыма — это за городом догорали сбитые вражеские самолёты. Наши потери были значительно меньше, но они тяжелой болью легли на сердце: мы потеряли чудесного парня — Николая Коровкина. Он мертвый упал с парашютом недалеко от аэродрома. В парке у аэровокзала мы и похоронили храброго летчика. На могиле его в ростовском аэропорту сразу поставили обелиск...

Жители Ростова и Батайска вздохнули с облегчением: советская авиация надежно прикрыла их с воздуха, обеспечив возможность нормальной жизни и работы.

...В Ростове буйствовала весна. А мы были молоды и даже в дни боев не Могли не замечать ее. В свободную минуту всем хотелось вырваться в город, побродить по нему, отдохнуть. Ростов показывала нам Надя, ставшая вскоре женой Саши Карасева. Свадьба нашего друга была первой свадьбой в полку. Мы все очень радовались за молодых...

В апреле исполнилась годовщина с того дня, как наш полк стал гвардейским. Это событие решили отметить всей полковой семьей.

Общими усилиями подготовили к торжественному вечеру «актовый зал» — вестибюль аэропорта, от которого остались только стены и колонны. Подполковник Верховец пригласил на вечер представителей местных властей, договорился о выступлении концертной бригады.

И вот собрались все авиаторы 9-го гвардейского истребительного авиационного Одесского ордена Красного Знамени полка. Это было внушительное зрелище: у каждого на груди сверкали боевые ордена, медали. Выступил замполит. Кратко напомнил дорогую каждому историю полка, назвал имена лучших из лучших, предложил почтить минутой молчания память погибших однополчан.

Потом начался концерт, первый концерт, который мы услышали в годы войны. Когда певица исполняла «Тёмную ночь», многие украдкой смахивали набежавшие слёзы. Провожали певицу бурей оваций. Долго аплодировали мы и солдату — полковому поэту, прочитавшему стихи, посвященные Льву Львовичу Шестакову. Я запомнил лишь одно четверостишие:

Наш орел расправил гордо крылья

Над грядою черных облаков,

В бой ведет гвардейцев эскадрилий

Командир бесстрашный Шестаков.

Пусть стихи были слабыми. Разве в этом дело?! Они нравились нам, потому что точно выражали наше отношение к любимому командиру.

Довелось в тот вечер и посмеяться — авиатехники Петр Косак и Сергей Домашний отлично исполнили знаменитый дуэт Одарки и Карася из оперы «Запорожец за Дунаем».

Весело прошел наш полковой праздник. Он явился для нас хорошей разрядкой.

Утром следующего дня мы с Остапченко улетали в Сальск на сбор летчиков-бомбардировщиков, организованный командармом. Зачем понадобилось наше присутствие, поняли, только прибыв на место, когда получили приказ провести воздушные бои с бомбардировщиками со всеми элементами сближения, атаки, выхода из нее. Это потребовалось для того, чтобы помочь летчикам и стрелкам-радистам «пешек» (как называли Пе-2) отработать навыки ведения боя с «мессершмиттами».

— Атакуйте из всех возможных положений! Пусть отбиваются, — сказал нам руководитель сборов.

Мы с Остапченко постарались не ударить лицом в грязь. Такое выделывали в воздухе, что члены экипажей бомбардировщиков выходили из кабин мокрыми. И нападающие и отбивающиеся старались изо всех сил: ведь готовились не к параду — к бою. Эти полеты многое дали не только летчикам-бомбардировщикам, но и нам с Остапченко. Заслужив благодарность, оба накануне 1 Мая вернулись в Ростов. Город готовился к празднику: украшались улицы, площади. Руины постепенно закрывала зелень деревьев.

Первомай принес всем нам большую радость: многим были вручены награды. Наша дивизия одной из первых в Советских Вооруженных Силах получила почетное на­именование Донской. Я был счастлив вдвойне — мне присвоили звание Героя Советского Союза.

Первым меня поздравил Шестаков. В порыве радости и счастья мне очень хотелось обнять любимого командира. Но я вовремя вспомнил, что Лев Львович не любит бурного проявления чувств, и сдержанно поблагодарил . его, пожав протянутую руку.

Потом примчался Василий Иванович Моисеев. Он попросту обхватил меня своими крепкими мозолистыми руками, начал восторженно трясти, целовать. Мы оба понимали: в моей награде немалая доля и его заслуг, его труда, добросовестности, верности долгу.

Поздравляли меня весь день. Лишь к вечеру удалось остаться одному, спокойно осмыслить происшедшее. Вспомнил своих командиров, вспомнил друзей, которых уже нет в живых, — Баранова, Серогодского, Тильченко... С глубокой благодарностью думал о Шестакове, Верховце, Амет-Хане, Алелюхине, Ковачевиче, Королеве, Головачеве. Многим я был им обязан. От каждого из них я взял для себя частицу ценного опыта, все вместе они помогли мне приобрести прочные крылья истребителя.

После праздничного ужина я долго бродил с друзьями по ростовским улицам. Мы пели, шутили, смеялись. Давно не было так хорошо, как в тот вечер.

А через несколько дней я вел эскадрилью на новый аэродром. Гостеприимный город, с которым у наших лётчиков были связаны самые добрые воспоминания, остался позади. Мы летели навстречу новым боям.

<…>

(Возвращение в небо / В. Д. Лавриненков; литературная запись А. М. Хорунжего.
2-е изд. М.: Воен. изд-во, 1983. С. 10‑13, 74‑83)