ЛУЦКИЙ ПРОРЫВ В ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

Часть 6-я

Ростунов, Иван Иванович:

БРУСИЛОВСКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ

СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ

первая мировая война 1914-1918 гг.

К началу кампании 1916 г. обстановка складывалась не в пользу стран германского блока. В течение первых двух кампаний ими были затрачены огромные усилия, чтобы сломить сопротивление Антанты. Значительно истощив свои материальные и людские ресурсы, они так и не смогли добиться этой цели. Перспектива длительной борьбы на два фронта продолжала занимать умы стратегов государств Тройственного союза.

Страны Антанты находились в более выгодном положении, чем Центральные державы. Период затишья па Западном фронте в 1915 г. Англия и Франция использовали для наращивания своего военно-экономического потенциала. Было значительно увеличено производство вооружения и боеприпасов. Известных успехов в развертывании военной промышленности добилась и Россия. Это позволило повысить боевую мощь армии, улучшить снабжение ее оружием и боеприпасами.

Но необходимого количества средств борьбы собственного производства все еще не было. Делались попытки добиться помощи от союзников. Так, в ноябре 1915 г. в Англию и Францию была направлена русская военная миссия во главе с адмиралом А. И. Русиным. Она имела задачу разместить за границей крупные военные заказы [Сидоров А. Л. Миссия в Англию и Францию по вопросу снабжения России предметами вооружения // Исторический архив. Т. IV. М.—Л., 1949. С. 351—386]. России нужен был порох, толуол, колючая проволока, тракторы, автомобили, мотоциклы и другие предметы военного снабжения. Миссия не достигла в полной мере своей цели. Ей удалось разместить заказы лишь на часть нужного русской армии военного имущества.

Англия и Франция, которые получили в 1915 г. передышку и на полную мощность развернули свою военную промышленность, почти ничего не делали, чтобы оказать своему союзнику — России помощь оружием и боеприпасами. Это создавало трудности в укреплении русской армии, которая особенно нуждалась в тяжелой артиллерии. «... Отечественное производство, — отмечал М. В. Алексеев 16 (29) апреля 1916 г., — не может нам дать не только орудий, но даже снарядов в достаточном количестве для выполнения одной хотя бы операции, длительностью не менее 20 дней. Попытка приобретения в Англии и Франции тяжелых орудий, преимущественно 6-дм калибров, столь нам необходимых для борьбы с блиндажами и укрытиями, и 42-мм пушек потерпела полную неудачу. Нет надежды и на изготовление соответствующих снарядов» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. М., 1950. С. 47].

Людские ресурсы России еще позволяли увеличивать численный состав ее вооруженных сил. За 1915 г. действующая армия получила 3,6 млн. человек. В 1916 г. было призвано еще 3 млн. человек, из которых 2,5 млн. отправили непосредственно на фронт [ЦГВИА, ф. 2003, оп. 2, д. 273, лл. 25, 28]. Эти пополнения шли на замещение потерь (убитых, раненых, больных, пленных), на новые формирования строевых частей и тыловых учреждений. Перед верховным главнокомандованием встала задача борьбы за сохранение людских контингентов. Возникла опасность их истощения. Большим злом был чрезмерный рост тыловых учреждений и числа лиц, их обслуживающих. Но попытки сократить тылы успеха не имели.

Война обострила социальные противоречия. Ширилось движение против войны. В авангарде революционной борьбы шел российский рабочий класс. Недовольство трудящихся войной, революционные настроения среди них доходили до окопов и передавались солдатской массе. Сдача в плен, бегство с полей сражения, братание стали ^принимать все более угрожающий характер. Солдаты начинали понимать истинный смысл войны и не хотели воевать ради наживы капиталистов. Усилились распри внутри правительственного лагеря. Росла буржуазная оппозиция царизму. Это привело к образованию «Прогрессивного блока», направленного не столько против самодержавия, сколько против революции [История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. 6. М., 1968. С. 603]. Характеризуя положение в стране на рубеже 1915—1916 гг., В. И. Ленин писал: «Поражение армий царской монархии, рост стачечного и революционного движения в пролетариате, брожение в широких массах, либерально-октябристский блок для соглашения с царем... Все видят, что революционный кризис налицо» [Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 27. С. 26].

Аналогичная картина наблюдалась во всех воюющих державах. В августе 1915 г. В. И. Ленин отмечал: «В настоящее время в России явно растет революционное настроение в массах. В других странах замечаются повсюду признаки такого же явления, несмотря на придушение революционных стремлений пролетариата большинством с.-д. партий, ставших на сторону своих правительств и своей буржуазии» [Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 189]. Важное значение в деле консолидации сил, выступавших против империалистической войны, имели Циммервальдская (5—8 сентября 1915 г.) и Кинтальская (24—30 апреля 1916 г.) конференции интернационалистов. Они были крупным шагом на пути разоблачения социал-шовинистов [История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 2. М., 1966. С. 616, 634].

Таковы основные черты военно-политической обстановки, в которой военные руководители обеих враждующих коалиций приступили к планированию очередной кампании. Главной заботой было найти стратегическое решение, обеспечивающее достижение быстрой победы над противником.

Взгляды верховного командования германской армии относительно плана кампании 1916 г. были изложены в докладе генерала Фалькенгайна, представленном кайзеру Вильгельму в декабре 1915 г. Оценивая возможности противников Германии, автор документа отмечал, что Франция ослаблена до пределов возможного. Россия хотя и обладает огромной военной мощью, но вряд ли способна к наступательным действиям после поражений, понесенных в кампании 1915 г. Сербию можно не принимать в расчет, ибо ее армия считалась уничтоженной. Активность со стороны Италии исключалась. Только Англия представляла наиболее опасного врага, который оказывал огромное влияние на своих союзников, вселяя в них уверенность в достижении победы над Германией. «Врагам притекает, ввиду их превосходства в людях и средствах, более сил, чем нам, — говорилось в докладе Фалькенгайна. — При таких обстоятельствах должен наступить момент, когда жесткое соотношение сил более уже не оставит Германии больших надежд. Возможность выдержать у наших союзников ограничена, наша же, во всяком случае, не безгранична» [Фалъкенгайп Э. Верховное командование 1914—1916 гг. в его важнейших решениях. Пер. с нем. М., 1923. С. 194].

Генерал Фалькенгайн, исходя из такой оценки обстановки, полагал, что Германия не должна терять времени и выпускать стратегическую инициативу из своих рук. Наилучшим решением было бы, по его мнению, нанесение сокрушающего удара по Англии путем высадки германских войск на Британские острова. Но для исполнения такого плана не имелось ни сил, ни средств. Надежд на то, что англичан можно сломить, если предпринять операции против них вне пределов метрополии (Индия, Египет, Балканы, участок фронта во Фландрии), не было никаких. Оставалось одно — ослаблять Англию посредством вывода из войны ее союзников и морской блокады. Но где сосредоточить главные усилия? Этот вопрос не был простым.

В кампаниях 1914—1915 гг. германское командование уже пыталось нанести поражение главным союзникам Англии — Франции и России. Успеха добиться не удалось. На этот раз можно было бы центр тяжести борьбы перенести на итальянский театр. Такой точки зрения упорно держался Конрад фон Гетцендорф. Но Фалькенгайн исключал подобное решение вопроса. Он хорошо понимал, что, хотя наступление против Италии и сулило несомненные выгоды, оно не могло привести к существенному ослаблению сил противостоящей коалиции, а, следовательно, коренным образом изменить ход войны в пользу Центральных держав. Приходилось возвращаться к прежним планам и сосредоточивать основное внимание на том, как сокрушить Россию и Францию.

Один из видных германских военачальников, генерал Людендорф, советовал возобновить активные наступательные операции на Восточном фронте. Он продолжал считать главной задачей немецкой армии обеспечение победы над Россией. Эту идею Фалькенгайн отвергал. По его словам, она совершенно не отвечала действительности. В докладе говорилось: «Удар на миллионный город Петроград, который при более счастливом ходе операции мы должны были бы осуществлять из наших слабых ресурсов, не сулит решительного результата. Движение на Москву ведет нас в область безбрежного. Ни для одного из этих предприятий мы не располагаем достаточными силами» [Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914—1916 гг. в его важнейших решениях. С. 200.]. Не было возможности пробиться и на Украину.

Трезво взвесив все, Фалькенгайн пришел к выводу, что единственным объектом наступления остается Франция. Он писал: «Если удастся ясно доказать ее народу, что ему в военном отношении не на что более рассчитывать, тогда предел будет перейден, и лучший меч будет выбит из рук Англии. Для этого не нужно иметь больших сил и средств, а нужно выбрать наиболее жизненные для Франции цели, для защиты которых французское командование вынуждено будет пожертвовать последним человеком. Такими целями могут быть Бельфор и Верден» [Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914—1916 гг. в его важнейших решениях. С. 199-200].

План Фалькенгайна и был положен в основу ведения операций 1916 г. Главный удар предусматривалось нанести против Вердена. Этот пункт имел важное оперативное значение. Прорыв на данном направлении открывал наибольшие возможности для германских войск, ибо ставил в трудное положение все северное крыло армий союзников. Одновременно с наступлением на французском фронте Центральные державы планировали активные действия на итальянском фронте силами австро-венгерской армии. Что касается русского фронта, то на нем было решено ограничиться стратегической обороной. Намечалось снять с него часть сил для переброски на другие фронты. Оставшимся на нем войскам предстояло отражать русские атаки, которые, как отмечал Людендорф, «можно было ожидать с уверенностью» [Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. N. I. Пер. с нем. М., 1923. С. 167].

В первых двух кампаниях операции армий Антанты не были в должной мере согласованы. Общий стратегический план коалиций отсутствовал. Военные руководители союзных держав сознавали отрицательные последствия такой разобщенности в своих действиях. Английский представитель при русской Ставке генерал Вильяме еще в мае 1915 г. писал: «Известны неудобства, которым подлежат союзные войска вследствие необъединенного управления. В настоящей войне они состоят в том, что языки союзников весьма разны, и также в том, что у каждого из союзников есть свои интересы, что может неблагоприятно действовать на взаимные отношения... До сих пор стратегия союзников как на Востоке, так и на Западе выражалась в том, что каждый из них ведет войну против общего врага более или менее отдельно» [Валентинов Н. Сношения с союзниками по военным вопросам во время войны 1914—1918 гг. Ч. 1. М., 1920. С. 77]. Приступая к планированию новой кампании, военные деятели твердо решили исправить это положение, добиться координации боевых операций своих вооруженных сил, выработать единый стратегический план. Первая межсоюзническая конференция была проведена 24 июня (7 июля) 1915 г. Представители главных командований стран Антанты достигли договоренности в том, чтобы оказывать помощь той союзной армии, которая подвергнется нападению со стороны вооруженных сил Центральных держав. Но этот принцип не был проведен в жизнь. Летом и осенью 1915 г. русская армия один на один сражалась с австро-германскими войсками, союзники не оказали ей реальной поддержки.

23—26 ноября (6—9 декабря) 1915 г. в Шантильи состоялась вторая межсоюзническая конференция. К ней была проведена тщательная подготовка. В начале октября французская главная квартира сообщила русскому верховному главнокомандованию программу ее проведения. На конференции намечалось рассмотреть следующие основные вопросы:

1) общее положение на театрах военных действий;

2) условия, при которых союзные армии могли предпринять наступление на своих фронтах;

3) создание союзного военного совета [Международные отношения в эпоху империализм» (далее — МОЭИ). Документы из архивов царского и Временного правительств. 1878—1917. Серия III, 1914—1917. Т. 9. С. 16—17].

Более конкретно свои предложения французское главнокомандование изложило в двух документах — «Записке для конференции 6 декабря» [Les armees francaises dans la grande guerre. T. IV, vol. 1, Annexes, vol. 1, p. 81—83] и «Плане действий, предложенном Францией коалиции» [Les armees francaises dans la grande guerre. T. IV, vol. 1, Annexes, vol. 1, p. 83—88]. Существо этих предложений было таково: 1) продолжать борьбу на истощение германских армий, ведя ее с наибольшей интенсивностью;

2) задачу эту выполнять теми союзными армиями, которые обладают избыточными людскими ресурсами (Италия и Англия) или же неограниченными (Россия),

3) французская армия должна быть сохранена до начала решающего наступления.

Русская Ставка в ноябре 1916 г. направила командованию союзных армий проект плана совместных действий. Автором его был генерал Алексеев. Намечалось предпринять одновременное наступление силами русской армии со стороны Юго-Западного фронта, англо-французской — с Салоникского плацдарма и итальянской — из района Изонцо в общем направлении на Будапешт. Это наступление, по мнению Ставки, позволило бы вывести из строя двух участников коалиции Центральных держав — Болгарию и Австро-Венгрию, ускорить переход на сторону Антанты колеблющихся нейтральных стран — Греции и Румынии, приступить к постепенному сжиманию и окружению Германии. Русское командование предлагало также нанести концентрический удар на Мосул силами Кавказской армии и английских войск с целью разгрома турецкой армии и надежного обеспечения Суэца и Индии от диверсий османских войск [Валентинов H. Сношения с союзниками по военным вопросам во время войны 1914—1918 гг. Ч. I. С. 94—103].

На первом заседании конференции 23 ноября (6 декабря) генерал Жилинский от имени Ставки выдвинул два предложения:

1) наступление союзных армий начать одновременно, чтобы обеспечить согласованность их действий;

2) если одна из союзных армий будет атакована противником, другие армии, даже при неполной их готовности, должны немедленно перейти в наступление, чтобы не допустить ее поражения [МОЭИ, Серия III. Т. 9. С. 573]. Эти предложения, по словам Жилинского, встретили «сильнейшее противодействие» [Там же]. Французский представитель генерал Жоффр заявил, что подготовка наступления на западноевропейском театре потребует длительного времени и потому установить единый срок начала операций всех союзных армий невозможно. Представитель Италии генерал Порро согласился с мнением Жоффра, добавив, что армия его страны к весне 1916 г. вообще не сможет быть готовой к ведению активных действий. Было ясно, что союзники хотели всю тяжесть и очередной военной кампании возложить на русскую армию. «Это, пожалуй, и не важно: рассчитывать на Италию, как на деятельный фактор на войне, нельзя, — писал Жилинский. — Но главное дело в том, что в самом Жоффре я подметил желание, чтобы будущей весной Россия первая начала наступление, и я боюсь, чтобы и он не стал затем выжидать, чтобы при доказанной его медлительности он не растянул промежутка между началом наступления нашей и французской армий. Предлогов для оттяжки всегда можно найти много» [МОЭИ, Серия III. T. 9. C. 573—574].

Генерал Жоффр заявлял, что ввиду недостатка людей Франция должна избегать потерь и потому вести лишь оборонительные действия, отвлекая на себя возможно большее число немецких дивизий. По его мнению, активную борьбу с Германией следовало возложить на Англию, Италию и Россию. Но Англия сама стремилась вести войну чужими руками, а военные возможности Италии были крайне ограниченны. Выходило, что за все должна была расплачиваться одна Россия.

Конференция признала необходимым начать подготовку к согласованному наступлению всех союзных армий на трех главных театрах — французском, русском и итальянском. До начала решающего наступления следовало интенсивно проводить истощение сил противника теми союзными державами, которые еще в изобилии располагают людскими «ресурсами». Союзники договорились и в том, что если один из них подвергнется нападению, то остальные окажут ему всестороннюю помощь. Балканский театр признавался второстепенным. Союзный корпус на Галлиполийском полуострове подлежал немедленной эвакуации. Англо-французские войска в Салониках было решено оставить [Les armees franchises dans la grande guerre. T. IV, vol. 1, Annexes, vol. 1. P. 119—121].

Конференция была важным шагом в деле выработки коалиционной стратегии. Союзники признали необходимым начать подготовку к согласованному наступлению своих армий. Однако единого стратегического плана принять не удалось. План русской Ставки, предложенный союзным державам в ноябре 1916 г., на конференции даже не рассматривался. Представители Англии и Франции усматривали в нем намерение России укрепить свои позиции па Балканах и в странах Ближнего Востока, что противоречило их собственным интересам. Они не хотели ослаблять французского театра, которому придавали первостепенное значение.

18 (31) января 1916 г. М. В. Алексеев в письме к Я. Г. Жилинскому писал: «Заключение, что Франция, имеющая 2 200000 бойцов, должна быть пассивна, а Англия, Италия и Россия должны «истощать» Германию, — тенденциозно и не вяжется с грубым мнением Жоффра, что одна Франция ведет войну. Думаю, что спокойная, но внушительная отповедь, решительная по тону, на все подобные выходки и нелепости стратегически безусловно необходима. Хуже того, что есть, не будет в отношениях. Но мы им очень нужны, — на словах они могут храбриться, но на деле на такое поведение не решатся. За все нами получаемое они снимут с нас последнюю рубашку. Это ведь не услуга, а очень выгодная сделка. Но выгоды должны быть хотя немного обоюдные, а не односторонние» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 36].

Русская Ставка продолжала усилия с целью добиться координации стратегических усилий держав. В частности, она настаивала на осуществлении предложения, выдвинутого французским командованием, о создании постоянного или временного совета для взаимной обстоятельной ориентировки и согласования планов различных держав коалиции. Она считала крайне важным:

1) установить общую идею борьбы с целью постепенного сжимания и окружения Германии;

2) определить соответственно с этим значение отдельных театров и чего на них желательно достигнуть.

Без этого нельзя было успешно вести войну. Ставка отмечала, что если действия противника носили характер глубоко продуманных предприятий общего значения, то операции союзников — «каких-то частных ударов, не связанных ни общностью замысла, ни временем: когда одни атакуют, другие по различным причинам бездействуют» [МОЭИ. Т. 10. С. 39]. Однако мысль об учреждении единого органа стратегического руководства не удалось провести в жизнь. Представители Англии и Италии категорически отказались участвовать в нем [МОЭИ. Т. 10. С. 107].

Наличие серьезных расхождений между союзниками по коренным вопросам ведения войны требовало организации новой встречи военных руководителей. Очередную конференцию было намечено провести в Шантильи 20 февраля (1 марта) 1916 г. До ее начала был разослан меморандум французской главной квартиры от 2 (15) февраля 1916 г. [Валентинов Н. Сношения с союзниками по военным вопросам во время воины 1914—1918 гг. Ч. I. С. 103—110]. В нем подробно рассматривалось стратегическое положение. На этой основе делался вывод, что коалиция, держа в своих руках инициативу, «не имеет иного средства помешать Центральным государствам действовать по внутренним операционным линиям, как переход в общее концентрическое наступление со всех фронтов» [Там же. С. 105]. Меморандум предлагал начать общее наступление союзных армий не позже 1 июня (н. ст.). Решающую роль в нем должны были играть франко-английские войска, обладавшие самыми сильными средствами для разрушения укрепленных позиций противника. Отсюда признавалось полезным, чтобы наступление России и Италии началось «немного ранее, нежели наступление Англии и Франции, чтобы вызвать переброску всех свободных немецких резервов на Восточный фронт» [Там же. С. 106].

Предложения французского командования встретили возражения со стороны русской Ставки. Она справедливо считала, что германское командование значительно раньше союзников перейдет к активным наступательным действиям и сорвет их план. 9 (22) февраля Алексеев телеграфировал Жилинскому: «Противник не будет справляться у Жоффра, окончил он подготовку или нет, атакует сам, как только климатические условия и состояние дорог позволят сделать это» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 39]. В другой телеграмме от 20 февраля (5 марта) он указывал, что намечать переход в общее наступление на июль — это значит вовсе не принимать во внимание противника, его стремление к скорейшему окончанию войны. По мнению Алексеева, «план наступления в июле останется навсегда неосуществимым, ибо противник разрушит его, упредив атакою» [Валентинов Н. Сношения с союзниками по военным вопросам во время войны 1914—1918 гг. Ч. 1. С. 111].

Ставка полагала, что интересы Восточного фронта настоятельно требовали перехода в наступление в возможно более короткий срок. «Мы перейдем в наступление, — писал Алексеев Жилинскому 9 (22) февраля, — как только позволит состояние дорог, ибо только этим путем можно внести расстройство в соображения немцев. При протяжении фронта в 1200 верст, бедности тяжелой артиллерии у нас легко найти уязвимые места, — для нас пассивное сиденье всегда должно окончиться невыгодно» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. cб. док. С. 39].

Опасения Алексеева вскоре подтвердились. Утром 8 (21) февраля началась Верденская операция. После артиллерийской подготовки, длившейся 9 часов, немцы перешли в наступление. Они пытались овладеть крепостью ускоренной атакой. В течение первых дней им удалось вклиниться в оборону французов на 6—8 км. Одновременно с наступлением немцев австро-венгерские войска приступили к проведению операции против итальянцев в Трентино. Союзники вновь оказались в трудном положении и вынуждены были опять обратиться за помощью к России.

19 февраля (3 марта) начальник французской военной миссии в России генерал По направил Алексееву пространное письмо, в котором изложил мнение Жоффра относительно роли России в сложившейся ситуации. Французы полагали, что наступление на Верден являлось началом решительных операций противника на их фронте. Важно было, чтобы союзники активными действиями на своих фронтах сковывали силы неприятеля, лишали его свободы маневрирования. Особое значение придавалось наступлению на русском фронте. В телеграмме Жоффра, которую дословно приводил в своем письме генерал По, говорилось: «В предвидении развития, вполне в настоящее время вероятного, германских операций на нашем фронте и на основании постановлений совещания в Шантильи, я прошу, чтобы русская армия безотлагательно приступила к подготовке наступления, предусмотренного этим совещанием» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. cб. док. С. 56].

Другой вопрос, который в не меньшей степени занимал внимание французского командования, состоял в намерении ускорить переход Румынии на сторону союзников. И в данном вопросе большие надежды возлагались на Россию. План французов, поддержанный румынами, сводился к следующему. Русские должны были немедленно сосредоточить в Бессарабии не менее чем 250-тысячную армию, что послужило бы гарантией безопасности Румынии при ее выступлении против Центральных держав. Затем русской армии предстояло двинуться в Добруджу и оттуда начать наступление против германо-болгарских войск. В Париже полагали, что это надежно обеспечит южную границу Румынии и одновременно облегчит переход к активным действиям салоникской армии союзников. Вместе с тем такое направление русской армии «позволит румынам все свои силы направить в Трансильванию и Буковину, куда их влекут национальные интересы» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. cб. док. С. 57]. Русское верховное главнокомандование самым решительным образом высказалось против плана французов. М. В. Алексеев 21 февраля (5 марта) 1916 г. писал министру иностранных дел С. Д. Сазонову: «По долгу службы перед Россией и государем я не имею права доложить верховному главнокомандующему о необходимости принятия такого плана и присоединения к такой военной авантюре. Другим наименованием я не могу определить, при данной обстановке и условиях, предполагаемого нам плана. 250 000 человек — около 1/7 части наших войск. Наш фронт тянется на 1200 верст, нам предлагают растянуть еще верст на 600. Наши союзники для себя настойчиво проводят мысль — и осуществляют ее, что только успех на главном театре, то есть на своем, французском фронте дает победу, и потому там именно, на 700 километрах, имеют около 2 млн. французов и 40 дивизий бельгийцев и англичан; они скупы па всякие выделения на второстепенные театры. Нам горячо советуют ослабить на 6—7 корпусов наш Западный фронт — пути на Петроград, Москву и Киев и взять на свои плечи новую, сложную операцию на Балканах ранее ослабления германцев и австрийцев и до убеждения, что союзники будут способны начать какие-либо серьезные действия от Салоник, на что пока надежды нет» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. cб. док. С. 57-58]. Об этом же несколько ранее писал Алексеев представителю русской армии при французском командовании. В письме от 18 (31) января 1916 г. говорилось: «Недавно в штаб верховного главнокомандующего приезжал генерал-квартирмейстер английского военного министерства ген. Калвелл. На основании его слов я и прихожу к заключению, что на активность союзников на Балканском полуострове рассчитывать трудно. Англичане совершенно не предполагают усиливать своих войск в Салониках, скорее допускают даже уменьшение их для усиления во Франции. Словом, все свое внимание они сосредоточивают на французском театре» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. cб. док. С. 35].

Генерал Алексеев отмечал, что принятие французского плана потребовало бы снятия с главных операционных направлений 6—7 корпусов русских вооруженных сил и отправления их на обособленный и удаленный театр военных действий, который в общем ходе войны занимал второстепенное место. Это серьезно ослабило бы существенные участки и без того растянутого стратегического фронта, причем в тот момент, когда противник снова сосредоточивал все свои усилия на Западном и Восточном фронтах, где имел в виду искать решения участи войны. После отправления сильной армии для выполнения наступательной операции на Балканах Россия лишилась бы возможности собрать на фронте против Германии и Австро-Венгрии необходимые силы для нанесения решительного удара, обеспечить надежное прикрытие своих границ и направлений на Петроград и Москву. Предлагаемая мера не давала также твердой уверенности, что она заставит Румынию выступить на стороне Антанты, а если бы даже это выступление состоялось, то вряд ли оно могло отвлечь на трансильванскую границу более или менее существенные силы австро-венгров и облегчило бы выполнение решительной наступательной операции Юго-Западному фронту. Изложив свои доводы, Алексеев писал: «Неужели все это не противоречит ни одному из основных принципов военного искусства? По моему мнению, мы разбросаем свои силы, будем гоняться за многими целями, прежде чем достигнем главной, основной, против главного врага. Какие успехи мы ни одержали бы на второстепенном театре, наша неудача на важнейших направлениях все-таки будет означать общую неудачу русской армии» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. cб. док. С. 60]. В письме Алексеева подчеркивалось, что в этом вопросе «расчет должен преобладать перед гадательными предположениями» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. cб. док. С. 61].

Французам было прямо сказано, что Россия не может согласиться с их предложениями относительно привлечения ее армии к действиям на Балканском полуострове. В то же время Ставка, идя навстречу пожеланиям своего союзника, решила до начала общего наступления армий Антанты, намеченного на май 1916 г., провести отдельно в марте наступательную операцию на русском фронте. Цель операции заключалась в том, чтобы отвлечь силы немцев и тем облегчить положение французов под Верденом. 11 (24) февраля в Ставке состоялось совещание по оперативным вопросам. На нем было намечено перейти в решительное наступление, собрав в точке удара возможно большие силы [Подорожный Н. Е. Нарочская операция в марте 1916 г. на русском фронте мировой войны. М., 1938. C. 11—12]. 3 (16) марта генерал Алексеев отдал директиву, которая предписывала главнокомандующим фронтами закончить подготовку к наступлению 5 (18) марта.

Общей целью действий войск в операции ставилось достижение линии Митава, Бауск, Вилькомир, Вильно, Делятичи. Главные удары наносились: Северным фронтом из района Якобштадта в направлении на Поневеж, Западным фронтом — войсками 2-й армии на Свенцяны, Вилькомир. Намечались вспомогательные удары: войсками 12-й армии Северного фронта в направлении Бауск, Шенберг; войсками 10-й армии Западного фронта — на Вильну. Начало наступления определялось: для Западного фронта — 5 (18) марта, Северного фронта — 6 (19) марта [Подорожный Н. Е. Нарочская операция в марте 1916 г. на русском фронте мировой войны. М., 1938. C. 15].

Нарочская операция, начатая 5 (18) марта, не привела к успеху. Основными причинами этого были плохое управление войсками, недостаток тяжелой артиллерии и снарядов, наступившая распутица. Тем не менее, наступление имело и свои положительные стороны. Оказав известное влияние на ход борьбы на западноевропейском театре, оно вынудило германское командование перебросить сюда свыше четырех дивизий. «... Последнее русское наступление, — отмечал генерал Жоффр, — заставило немцев, располагающих лишь незначительными общими резервами, ввести в дело все эти резервы и, кроме того, притянуть этапные войска и перебросить целые дивизии, снятые с других участков» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 45]. Это была существенная помощь французам. Атаки германцев на Верден были временно прекращены.

Верденская операция заставила перенести время проведения очередной военной конференции союзников с 20 февраля (1 марта) на 28 февраля (12 марта) 1916 г. В основу работ конференции был положен новый документ — «Введение к совещанию 12 марта 1916 г.» [Валентинов Н. Сношения с союзниками по военным вопросам во время войны 1914—1918 гг. Ч. I. С. 112—120]. Он начинался, как и меморандум от 2 (15) февраля, с общего обзора стратегического положения на театрах военных действий. Новый момент в обстановку внесла Верденская операция. Документ определял способы действий, которые полезно было бы принять каждой из армий коалиции. Предложения сводились к следующему:

1) французская армия должна во что бы то ни стало защищать свою территорию, чтобы немецкое нападение разбилось об ее организованную оборону;

2) английской армии надлежало сосредоточить наибольшую часть своих сил на французском фронте и потому возможно скорее' перевезти туда все те дивизии, которые не представляется крайне необходимым оставить в Англии и на других театрах действий.

Относительно русской армии выражалась просьба:

а) оказать возможно действенное давление на неприятеля, дабы не дать ему возможности вывести с русского фронта свои войска, и связать ему свободу действий;

б) немедленно начать все приготовления к переходу в наступление. Итальянской армии предстояло занятием угрожающего положения воспрепятствовать выводу неприятелем войск с ее фронта; подготовить немедленно наступательную операцию, которая могла бы начаться, как только позволят климатические условия, и проявить деятельность на востоке — в Албании или Салониках, дабы удержать там австрийские войска [Валентинов Н. Сношения с союзниками по военным вопросам во время войны 1914—1918 гг. Ч. I. С. 117-118].

Военное совещание в Шантильи состоялось 28 февраля (12 марта). Его участникам было сообщено о намеченном русской Ставкой в марте наступлении на своем фронте. Это произвело благоприятное впечатление. «Наше предположенное наступление, — доносил Жилинский Алексееву, — обрадовало Жоффра и штаб и очень подняло настроение» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 41]. Совещание внесло некоторые уточнения в ранее принятое решение об общем наступлении союзных армий. Самым важным являлось согласование вопроса о его сроке. Общее наступление намечалось на май. Было условлено, что начнет его русская армия в конце апреля (первой половине мая), а спустя две недели — остальные армии союзников. Но ввиду того, что русские предпринимали еще отдельную операцию в марте, Жилинский настаивал, что если она разовьется в большое наступление и вызовет сильный натиск противника на русские войска, союзники должны были ускорить свое наступление, чтобы не оставлять русскую армию бороться одной, как это случилось в кампании 1915 г. «Поспорили, — отмечал Жилинский, — но согласились» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 41].

Совещание 28 февраля (12 марта) было новым шагом вперед в выработке общего стратегического плана Антанты. Его ход во многом определялся активной ролью русского представителя. Но в полной мере единства взглядов добиться не удалось. «Общая тенденция на совещании, — отмечал Жилинский, — была гораздо более в пользу наступления, чем это было в декабре. Однако не у всех в одинаковой степени. Англичане, не отказываясь от наступления в мае, все-таки говорили о нем сдержанно, Италия еще сдержаннее и ставила условием доставку ей тяжелой артиллерии и пр. Но все-таки общий тон был гораздо лучше и дружнее, чем в декабре. Особенно мне это бросилось в глаза со стороны Жоффра, и объясняется это, вероятно, сильными нападками на него в палатах, министерствах и части общества за инертность и бездеятельность» [Там же]. Впрочем, и Жоффр не отличался последовательностью. Относительно общего наступления он, по свидетельству Жилинского, «очень настоятельно указывал на недостаток тяжелой артиллерии, намекая, что без нее начать наступление, более или менее значительное, будет трудно» [Там же].

Вскоре после военного совещания в Шантильи, 14—15 (27— 28) марта 1916 г., в Париже была проведена военно-политическая конференция союзников. В ней, кроме военных деятелей, принимали участие политические руководители. Россию представлял один Я. Г. Жилинский. Цель конференции состояла в рассмотрении следующих вопросов:

1) общие условия войны и наилучшее использование сил в открывающейся кампании;

2) условия общего перехода в наступление в связи с решением, принятым на совещании генеральных штабов в Шантильи;

3) о материальных средствах, нужных некоторым из союзников для обеспечения производства орудий и снарядов. Открывая конференцию, ее председатель французский премьер-министр Аристид Бриан отметил, что она кладет собой начало новой фазе в развитии войны, знаменуя тесную солидарность союзных стран, их веру в конечный успех и твердое намерение вести общие, методические и согласованные действия. «Перед ними, — сказал он, — одна общая задача, которой служит единая армия, на едином фронте, по общему побуждению и против общего врага» [Валентинов И. Сношения с союзниками по военным вопросам во время войны 1914—1918 гг. Ч. I. С. 126].

Вслед за Брианом выступил Жоффр. Он доложил о военном совещании, состоявшемся в Шантильи, с изложением его основных решений [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 41—44]. Конференция подтвердила эти решения. Но характерно, что, хотя на совещании военных представителей была достигнута договоренность о сроках перехода в общее наступление, Жоффр доложил вопрос иначе. «Коалиция, — сказал он, — предпримет общее наступление в возможно скором времени. Точный срок его начала будет установлен соглашением между главнокомандующими» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 44].

Участники конференции уделили большое внимание экономическим вопросам. В частности, был принят ряд решений о взаимной помощи вооружением и продовольствием, об экономической блокаде Германии. Общая декларация, утвержденная на последнем (четвертом) заседании конференции, гласила: «Представители союзных государств, собравшиеся в Париже 27 и 28 марта 1916 г., подтверждают полную общность взглядов и солидарность союзников. Они подтверждают все меры, предпринятые для осуществления единства действий на едином фронте. Они под этим подразумевают единство военных действий, обеспеченное соглашением, заключенным между штабами; единство экономических действий, организация которых была решена настоящей конференцией, и единство действий дипломатических, которые служат порукою в непоколебимом желании продолжать борьбу для достижения общей цели» [Валентинов Н. Сношения с союзниками по военным вопросам во время войны 1914—1918 гг. Ч. I. С. 136].

Итак, зиму 1915/1916 г. руководящие деятели союзных держав потратили на то, чтобы договориться относительно плана предстоявшей военной кампании. Хотя времени ушло много, но поставленная цель в полной мере не была достигнута. Принятое решение носило слишком общий характер.

План операций русской армии разрабатывался на основе стратегических решений, принятых союзниками в Шантильи. В своих расчетах Ставка исходила из конкретного соотношения сил, сложившегося на восточноевропейском театре. Со стороны России там действовали три фронта: Северный, Западный, Юго-Западный. Северный фронт, которым командовал А. Н. Куропаткин, прикрывал направление на столицу империи — Петроград. Он состоял из 12, 5 и 6-й армий. Им противостояли 8-я немецкая армия и часть сил армейской группы П. Шольца. Штаб фронта — Псков. Западный фронт во главе с А. Е. Эвертом оборонял направление на Москву. В него входили 1-я, 2-я, 10-я и 3-я армии. Перед ними находились часть армейской группы Шольца, 10-й, 12-й и 9-й армии и часть войск армейской группы А. Линзингена. Штаб фронта — Минск. Юго-Западный фронт под командованием А. А. Брусилова имел в своем составе 8-ю, 11-ю, 7-ю и 9-ю армии, которые прикрывали направление на Киев. Против этих войск действовала армейская группа Линзингена, армейская группа Э. Бем-Ермоли, Южная армия и 7-я армия. Штаб фронта — Бердичев.

Основные мысли оперативного плана русской Ставки были изложены в докладе генерала М. В. Алексеева Николаю II от 22 марта (4 апреля) 1916 г. По подсчетам штаба верховного главнокомандующего соотношение сил складывалось в пользу русской армии. Северный и Западный фронты имели 1200 тыс. штыков и сабель, в то время как у немцев их было 620 тыс. Юго-Западный фронт располагал 512 тыс. штыков и сабель, а австро-венгры — 441 тыс. На всех трех русских фронтах числилось 1732 тыс. штыков и сабель против 1061 тыс. неприятельских. Перевес русских выражался в 671 тыс. штыков и сабель. Наибольшим он был на участке севернее Полесья, где русские имели двойное превосходство, и наименьшим — южнее Полесья, где он был на 1/6. Этот перевес мог быть значительно увеличен за счет укомплектования подразделений до штатной численности. Исходя из такого соотношения сил, М. Б. Алексеев в своем докладе делал вывод, что решительное наступление без особых перегруппировок можно было предпринять только севернее Полесья, т. е. войсками Северного и Западного фронтов. Он предлагал нанести одновременно два удара: Западным фронтом из района Молодечно в направлении Ошмяны, Вильно и Северным фронтом из района Двинска также на Вильно. Юго-Западному фронту ставилась оборонительная задача. Он должен был только готовиться к удару из района Ровно после того, как успешно развернется наступление севернее Полесья [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 68—72].

24 марта (6 апреля) 1916 г. Алексеев представил Николаю II новый доклад, где дал развернутое обоснование необходимости взять стратегическую инициативу в свои руки. Оценивая военно-политическую обстановку, сложившуюся к началу 1916 г., он отмечал, что Германия и Австро-Венгрия будут напрягать все свои еще значительные военные силы и средства для достижения решительного успеха на том или ином фронте. Он считал, что в случае неудачи под Верденом немцы попытаются перенести своп усилия на Восточный фронт и развернуть здесь наступательные действия сразу же, как только позволит погода. «Следовательно, — писал Алексеев, — возникает вопрос, как решать предстоящую нам в мае месяце задачу: отдать ли инициативу действий противнику, ожидать его натиска и готовиться к обороно или наоборот — упредив неприятеля началом наступления, заставить его сообразоваться с нашей волей и разрушить его планы действий» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 73-74].

В докладе Алексеева рассматривались отрицательные последствия, если противнику удастся упредить русскую армию в развертывании наступления и вынудить ее вновь вести оборонительные действия. «Наши союзники на французском театре, — говорилось в докладе, — имеют для 700 километров столь большое количество сил и материальных средств и столь развитую сеть мощных железных дорог, что они могут спокойно выжидать атаки противника: в каждой точке они имеют возможность противопоставить противнику вполне достаточные силы для первого отпора и быстро подвести большие резервы, обеспечивающие уверенное развитие активной обороны» [Там же]. В неизмеримо худших условиях для обороны находились русские. Их силы были растянуты на 1200-километровом фронте, одинаково уязвимом всюду. Слаборазвитая сеть железных дорог не обеспечивала скорой переброски резервов в достаточном количестве. Это лишало оборону активности и не обещало успеха. Отсюда, по мнению Алексеева, единственное решение состояло в том, чтобы готовиться к наступлению в начале мая, упредить противника, нанести ему удар и заставить сообразоваться с действиями русских войск, а не оказаться в полном подчинении его планам со всеми невыгодными последствиями исключительно пассивной обороны. В конце доклада автор подчеркивал желательность, «чтобы общая идея соглашения, принятого в Шантильи, о совокупной атаке в мае старого стиля сохранила свою силу при предстоящем решении вопроса» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 74].

План операций 1916 г. было решено обсудить на военном совещании в Ставке с привлечением главнокомандующих армиями фронта и их начальников штабов или генерал-квартирмейстеров. Участникам его заблаговременно разослали текст доклада Алексеева Николаю II от 22 марта. Совещание состоялось 1 (14) апреля в Могилеве. На него прибыли: главнокомандующий Северным фронтом А. Н. Куропаткин и его начальник штаба Ф. В. Сивере, главнокомандующий Западным фронтом А. Е. Эверт и его начальник штаба М. Ф. Квецинский, главнокомандующий Юго-Западным фронтом А. А. Брусилов и его начальник штаба В. Н. Клембовский, бывший главнокомандующий Юго-Западным фронтом Н. И. Иванов, военный министр Д. С. Шуваев, полевой генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович, начальник штаба верховного главнокомандующего М. В. Алексеев, начальник морского штаба верховного главнокомандующего адмирал А. И. Русин, генерал-квартирмейстер М. С. Пустовойтенко. Председательствовал на совещании Николай II как верховный главнокомандующий. Однако, по сообщению Брусилова, он «прениями не руководил, а обязанности эти исполнял Алексеев. Царь же все время сидел молча, не высказывал никаких мнений, а по предложению Алексеева своим авторитетом утверждал то, что решалось прениями Военного совета, и выводы, которые делал Алексеев» [Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1963. C. 211—212].

Итогом могилевского совещания было то, что на нем удалось выработать общую точку зрения по вопросу о плане кампании 1916 г. на русском фронте. Основные положения этого плана были изложены в директиве № 2017 (806) от 11 апреля 1916 г. Она предусматривала переход в наступление и атаку германо-австрийских войск армиями всех трех фронтов. Главный удар должны были наносить войска Западного фронта из района Молодечно в направлении Ошмяны, Вильно. Северному фронту «ставилась задача наступать из района Двинска на юго-запад, а Юго-Западному фронту — главную атаку произвести войсками 8-й армии в общем направлении на Луцк [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 81].

Как видно из директивы, первоначальные соображения штаба верховного главнокомандующего подверглись некоторым уточнениям. Вместо двух главных ударов силами Северного и Западного фронтов было решено нанести один — войсками только Западного фронта. Северный фронт должен был наносить вспомогательный удар. Существенно менялась задача Юго-Западного фронта, которому надлежало произвести вспомогательный удар на Луцк и тем содействовать войскам Западного фронта в их наступлении на главном направлении.

Следовательно, планировалось крупное стратегическое наступление позиционного периода войны. Отличительной чертой плана русской Ставки было то, что он не предусматривал глубины операции. Войскам ставилась задача прорвать оборону противника и нанести ему потери, но способов развития прорыва не указывалось. Это не было случайным. Считалось, что после преодоления первой полосы обороны должна быть подготовлена и осуществлена новая операция по прорыву второй полосы. Это вполне соответствовало господствовавшим тогда взглядам. 31 марта (13 апреля) Алексеев писал Николаю II: «Совокупность действий войск при современных условиях, как показывает опыт на французском и нашем фронтах, указывает, что едва ли можно рассчитывать на выполнение в один прием глубокого проникновения в расположение противника, хотя за ударными корпусами была бы поставлена вторая линия корпусов... Приходится признать, что вторую линию обороны нужно» атаковать по тем же приемам, как и первую. При иной обстановке вопроса нас ожидают или разочарования или тяжкие безрезультатные жертвы. Суть в том, чтобы при последовательных, подготовленных атаках выполнить прорыв, нанести противнику потери и разбить основательно часть его войск» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 79].

На совещании был рассмотрен также вопрос о сроке намеченного наступления. К этому времени англичане уведомили, что они полностью завершат подготовку к операции своей армии в июне (н. ст.). Вряд ли могла быть готова к наступлению ранее англичан и французская армия, поскольку ей приходилось еще отбивать атаки немцев на Верден. Да и в русской армии требовалась более длительная подготовка, чем это предполагалось. Ставка решила намеченное на первые числа мая наступление отложить до конца месяца. После совещания генерал Алексеев информировал об этом французского генерала П. По. Он писал ему: «I. Ген. Жилинский сообщил желание ген. Жоффра отложить начало наступления французской армии, равно и англичан.

2. Наша собственная подготовка также требует отсрочки атаки до конца мая, так как в силу некоторых условий перегруппировка войск для ведения намеченной операции совершается медленно; кроме того, нужно хотя немного накопить мортирных и тяжелых снарядов и увеличить те бедные запасы, которыми мы ныне располагаем.

Желательно, когда обстоятельства позволят союзникам, окончательно разрешить вопрос о времени наступления и установить определенное согласование действий всех союзников по времени.

Мы могли бы принять на себя обязательство атаковать ранее на две недели, чем союзники, или одновременно с ними. Необходимо лишь одно: чтобы общая мысль связала операции на итальянском, французском и русском фронтах» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 51].

Однако, учитывая возможность перехода немцев к активным действиям, Ставка дала распоряжение главнокомандующим фронтами быть готовыми к наступлению и ранее намеченного срока, чтобы упредить противника. В директиве от 11 (24) апреля указывалось: «Подготовку к операции закончить в начале мая, главным образом в техническом отношении, в смысле накопления продовольственных и боевых средств, соответственного их эшелонирования, подготовки дорог, в отношении сближения с противником окопами, по возможности, по всему фронту» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 82].

Совещание в Могилеве сыграло известную положительную роль в деле выработки плана кампании 1916 г. на русском фронте. Однако оно не в полной мере решило стоявшую перед ним задачу. Принятый план носил слишком общий характер. Он предусматривал наступление, но не указывал, с какой целью оно предпринималось и какого результата должны были добиться в ходе него русские войска.

ПОДГОТОВКА НАСТУПЛЕНИЯ 1

После принятия Ставкой плана операций в кампании 1916 г. фронты приступили к подготовке предстоящего стратегического наступления. Наиболее активно она велась на Юго-Западном фронте. Проведенные здесь мероприятия особенно поучительны. На их анализе и будет сосредоточено наше внимание.

Накануне войны наилучшей формой маневра считался обход одного или обоих флангов противника с целью его последующего окружения. Фронтальный удар отвергался, ибо вследствие возросшей силы огня обороняющейся стороны он сопровождался огромными потерями наступавших войск, а зачастую делался совсем невозможным. Практика войны опрокинула эту теорию. Образование сплошных позиционных фронтов от моря до моря исключило возможность решения победы на флангах обороняющегося. Приходилось прорывать его сильно укрепленные позиции путем нанесения фронтальных ударов. Для этого сосредоточивали крупные силы и средства на избранных участках и после мощной артиллерийской подготовки переходили в наступление.

Иную оперативную идею выдвинул Брусилов. Она, по его словам, значительно отличалась от того порядка, который по примеру немцев «считался к этому моменту войны исключительно пригодным для прорыва фронта противника в позиционной войне» [Брусилов А. А. Мои воспоминания. C. 213]. Полководец ясно видел недостатки указанного способа действий, хорошо сознавал, что подготовку такой операции при наличии воздушной разведки нельзя скрыть. Противник всегда имел возможность безошибочно определить намеченный участок прорыва, собрать к назначенному месту свою артиллерию и свои резервы и принять все меры к тому, чтобы отразить удар. Учитывая эти обстоятельства, Брусилов приказал в каждой армии и некоторых корпусах выбрать по одному участку прорыва и немедленно приступить на них к земляным работам по сближению с противником. В результате подготовка атаки должна была начаться сразу в 20—30 местах. Неприятель лишался возможности определить направление главного удара.

Принятый метод прорыва позиционного фронта при всех своих достоинствах страдал и весьма существенным недостатком. Он состоял в том, что на направлении главного удара не представлялось возможным сосредоточить такое количество сил и средств, которое можно было бы туда направить, если бы прорыв осуществлялся только на одном участке. Брусилов хорошо понимал это. «Каждый образ действий, — писал он, — имеет свою обратную сторону, и я считал, что нужно выбрать тот план действий, который наиболее выгоден для данного случая, а не подражать слепо немцам» [Брусилов А. А. Мои воспоминания. C. 215]. Брусилов разъяснял, что к вопросу о выборе направления главного удара нужно подходить творчески, учитывая изменение обстановки. «... Легко может статься, — говорил он, — что на месте главного удара мы можем получить небольшой успех или совсем его не иметь, но так как неприятель атакуется нами во многих местах, то большой успех может оказаться там, где мы в настоящее время его не ожидаем» [Брусилов А. А. Мои воспоминания. C. 216]. В таком случае считалось необходимым направить свои резервы туда, где нужно будет развить наибольший успех.

Свое решение на проведение фронтовой наступательной операции А. А. Брусилов письменно изложил в указаниях, которые были посланы командующим армиями 5 (18) апреля [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 114-115]. Более развернуто оно формулировалось в директиве № 1048 от 7 (20) апреля 1916 г. [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 122-123]. Директивой предусматривался переход армий Юго-Западного фронта в энергичное наступление с задачей оказать содействие войскам Западного фронта. Ближайшей целью действий ставился разгром живой силы противника и овладение занимаемыми им позициями. Атака должна была производиться всем фронтом в междуречье Стыри и Прута, причем нанесение главного удара возлагалось на 8-ю армию как ближайшую к Западному фронту. Остальные армии должны были атаковать находившегося перед ними противника, нанося удары на направлениях, избранных командующими армиями. Всю подготовку операции вести скрытно и закончить к 28 апреля (11 мая).

Предоставив командующим армиями широкую инициативу в выработке решений, А. А. Брусилов вместе с тем дал им конкретные указания, которыми следовало руководствоваться при составлении планов армейских операций. «Атака должна быть проведена по строго обдуманному и рассчитанному плану, — писал он, — причем намеченный план разрабатывать в деталях не в кабинете по карте, а на месте показом, совместно с исполнителями атаки от пехоты и артиллерии» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 118].

А. А. Брусилов особо подчеркивал мысль о том, чтобы планируемое наступление велось по возможности на всем фронте армии. Это означало, что в каждом корпусе надлежало наметить, подготовить и организовать атаку определенного участка неприятельской укрепленной позиции. «Только настойчивая атака всеми силами, на возможно более широком фронте, — писал Брусилов, — способна действительно сковать противника, не дать ему возможности перебрасывать свои резервы» [Там же].

В каждом плане следовало указать, кому и что именно атаковать и какие для этого назначались силы. Вслед за тем нужно было поставить задачи пехоте и артиллерии, определить потребное количество орудий и снарядов, установить последовательность выполнения артиллерийской подготовки, уточнить подчиненность артиллерийских групп и руководство управлением огнем, тщательно организовать наблюдение и крепкую связь. «Задачи как пехоте, так и артиллерии, — требовал Брусилов, — указывать точно и определенно, не допуская общих выражений, как-то:

«обстрелять высоту 362», «перенести огонь на соседние участки» и т. д.» [Там же].

Пехота должна была вести атаку волнами цепей. Таких волн для главной атаки требовалось образовать не менее трех-четырех, имея за ними резервы. Сама картина наступления рисовалась Брусилову так. Атакующие волны следуют одна за другой на дистанциях в 150—200 шагов, причем вторая волна служит для пополнения потерь первой волны, третья волна подпирает передние две и является их ближайшей поддержкой, а четвертая составляет резерв командиров передовых полков. Резервы начальников и командиров корпусов продвигаются за передними четырьмя волнами и находятся всегда в готовности продолжить атаку, поддержать передовые части, закрепить захваченное пространство и в случае нужды противодействовать неприятельским контратакам во фланг. Ворвавшаяся в первую линию вражеских укреплений передовая пехотная волна не должна на ней останавливаться, а всемерно спешить захватить вторую линию окопов, где и закрепиться. «Нужно иметь в виду, — писал Брусилов, — что наш противник нормально основывает всю силу своей обороны на второй линии окопов, и задержка на первой линии подвергает войска сосредоточенному огню противника. Закрепление же на первой линии и приспособление к обороне должно быть возложено на резервы» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 121]. Если окажется невозможным взять подряд на плечах противника всю полосу укреплений, то дальнейшее преследование противника и атаку следующей, третьей, линии надо было возлагать на третью и четвертую волны пехоты и одновременно приближать более глубокие резервы для поддержки и продолжения атаки. «Особое внимание, — указывал Брусилов, — обращать на закрепление флангов, на сосредоточение к ним пулеметов для противодействия контрударам противника с флангов. Вообще, как правило, необходимо стремиться захватить на плечах противника всю первую полосу укреплений, которая обыкновенно состоит из 2—3—4 линий» [Там же].

Большое внимание обращалось на необходимость тесного взаимодействия пехоты с артиллерией. В этих целях общее управление артиллерийским огнем на том или ином участке предлагалось организовать при начальнике, руководившем пехотной атакой в сфере непосредственного и личного наблюдения за полем боя. Если протяжение фронта атаки не допускало общего личного наблюдения за боем, то необходимо было образовать артиллерийские группы, по составу и силе соответствующие задачам пехоты на данном участке. Чтобы атакующие и ворвавшиеся на неприятельскую позицию передовые пехотные подразделения имели постоянную артиллерийскую поддержку, часть легких батарей надлежало своевременно подчинить командирам пехотных полков первой линии и расположить их не далее 2 км от позиции противника. Наблюдатели от этих батарей должны были находиться при командирах батальонов передовых линий, а общий руководитель их огнем — при командире полка первой линии.

При постановке задач артиллерии Брусилов требовал исходить из необходимости исключения из боевого обихода войск бесцельного огня. Он обращал усиленное внимание на крепкую непрерывную связь и взаимодействие пехоты с артиллерией и на целесообразный с обстановкой огонь. Бесцельный огонь, в особенности ночной, безусловно запрещал. «Нужно помнить, что беспредельного количества огнестрельных припасов у нас нет, и, кроме того, нужно избегать чрезмерного изнашивания орудий. Дело не в ураганном огне, а в правильном и искусном управлении артиллерией и меткой ее стрельбе по точно и верно определенным задачам» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 121]. Брусилов требовал, чтобы между первым актом атаки и дальнейшим развитием прорыва не было большого промежутка, в течение которого противник мог бы успеть организовать оборону па новых рубежах. «Вследствие этого необходимо, — указывал он, — чтобы тяжелая и мортирная артиллерия, как только начнется штурм первой и второй линий, приступила к артиллерийской атаке дальнейших оборонительных линий противника и районов возможного сосредоточения его резервов» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 120].

Принимая решение на проведение фронтовой наступательной операции, Брусилов хорошо понимал, что его войскам предстояло выполнить чрезвычайно сложную задачу. «... Атака укрепленной позиции в современной войне, — писал он, — операция трудная, искусная» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 122]. Успех такой операции во многом зависел от ее тщательной подготовки. Поэтому наряду с отдачей общих указаний командующим армиями относительно организации прорыва главнокомандующий фронтом уделил большое внимание и вопросам непосредственной его подготовки.

Оборонявшаяся на правом фланге 8-я армия имела в своем составе 4-й и 5-й кавалерийские, 30-й, 39-й, 40-й, 8-й и 32-й армейские корпуса. Командующий армией решил главный удар нанести силами 39-го, 40-го и 8-го армейских корпусов из района Дубище, Корыто в общем направлении на Луцк с задачей разбить живую силу противника и овладеть линией реки Стыри. Правый фланг армии должен был обеспечивать 4-й кавалерийский корпус, а правый фланг ударной группировки — 5-й кавалерийский и 30-й армейский корпуса (группа генерала А. М. Зайончковского). Левый фланг армии обеспечивался 32-м армейским корпусом [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 127-129].

Выработке плана операций 8-й армии Брусилов уделял особое внимание, поскольку ей предстояло действовать на направлении главного удара фронта. Своими распоряжениями он во многом уточнил первоначальное решение командарма, придав ему большую целеустремленность и активность. Например, рассмотрев соображения Каледина, представленные 14 (27) апреля, он указал на необходимость ведения наступательных действий также 30-м и хотя бы частью сил 32-го армейских корпусов, чтобы надежно обеспечить фланги ударной группировки [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 124]. Это требование командующим армией было учтено. Не устраивала Брусилова и пассивная роль, которая отводилась 4-му кавалерийскому корпусу. Учитывая большие возможности этой конной массы, он приказал корпусу прорваться в общем направлении на Ковель с целью разгромить тыл противника, уничтожить его склады, повредить железнодорожные пути, посеять панику и тем способствовать наступлению главных сил 8-й армии.

Наступление на данном направлении сулило большие выгоды. Поэтому вскоре по приказанию Брусилова здесь был сформирован 46-й корпус, куда вошли две пехотные дивизии из состава 8-й армии. Он получил задачу наступать между 4-м и 5-м кавалерийскими корпусами на Ковель. «... Движением 46-го корпуса вдоль полотна железной дороги на Малевичи — Ковель, а ударной группой — от Луцка на Ковель же при настоящем расположении войск противник легко будет захвачен в клещи, и тогда все войска противника, расположенные у Пинска и севернее, должны будут без боя очистить эти места» [Брусилов А. А. Мои воспоминания. С. 216. В этом труде вместо 46-го корпуса ошибочно указан 24-й корпус].

Так же внимательно следил Брусилов за разработкой планов в остальных армиях его фронта. Командующий 11-й армией генерал от кавалерии В. В. Сахаров решил нанести два встречных удара: один — 7-м, а другой — 6-м армейскими корпусами. Задача остальных корпусов армии — 17-го и 18-го — состояла в том, чтобы энергичными поисками разведывательных партий сковать противника и тем оказать содействие корпусам, которые должны были осуществлять прорыв [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 143-145]. Возражение Брусилова вызвало то, что вместо одного более сильного удара намечены два слабых одинаковыми силами. Он рекомендовал нанести один удар 7-м корпусом, подкрепив его несколькими батальонами 6-го корпуса. В. Н. Клембовский сообщил Сахарову мнение Брусилова телеграммой от 21 апреля (4 мая) 1916 г. [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 145-146]

На следующий день Сахаров писал Клембовскому, что он, будучи лично сторонником нанесения удара на одном направлении сосредоточенными силами, считает такой способ действий не подходящим для его армии. Растянутость фронта, наличие нескольких направлений, весьма выгодных для действий неприятеля против Тарнополя, не позволяли 11-й армии собрать в одном месте силы, достаточные для прорыва и его развития. Поэтому, сообщал Сахаров, с единодушного мнения командиров корпусов и их начальников штабов «признано было отдать предпочтение ударным действиям в двух направлениях в охват выдававшейся части фронта противника, собрав для сего к намеченным направлениям насколько возможно большее число войск, чтобы только не обнажить вовсе вышеописанных, опасных для Тарнополя, направлений» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 146]. Докладывая об этом, Сахаров просил сообщить окончательное решение главнокомандующего.

24 апреля (6 мая) Клембовский телеграфировал Сахарову: «Главкоюз высказал лишь свое мнение, не делая его обязательным и предоставляя способ выполнения вам как лицу, ответственному за результаты» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 150]. Этот случай показывает, что Брусилов с большим уважением относился к мнениям своих подчиненных, не сковывал их инициативу. Впрочем, сам Сахаров, более внимательно разобравшись в обстановке, вынужден был согласиться с предложением главнокомандующего. В телеграмме Клембовскому 25 апреля (8 мая) он писал, что безусловный недостаток артиллерии вынуждает его отказаться от идеи двух ударов и обратиться к более скромной задаче — нанести один удар [Там же]. Этот удар наносился 6-м корпусом на участке Янковце, шоссе Езерна, Тарнополь (10 км) на Красне, Львов. Важность избранного им направления, писал Сахаров Брусилову, позволяла рассчитывать, что наступление его войск свяжет более или менее значительные силы противника и тем облегчит выполнение задачи 8-й армии [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 153]. В случае успеха предполагалось ввести в прорыв армейскую конницу (Заамурская конная дивизия), которая должна была наступать на Злочев, перерезать железную дорогу Броды—Красне, а затем действовать в тылу противника в зависимости от обстановки. 17-й, 7-й и 18-й корпуса получили задачи также вести наступательные действия с целью не допустить переброски войск противника к участку прорыва. Решение командующего армией было утверждено Брусиловым.

7-я армия имела в своем составе 22-й, 16-й и 2-й армейские и 2-й кавалерийский корпуса, 3-ю Туркестанскую стрелковую дивизию. Ее командующий генерал от инфантерии Д. Г. Щербачев принял решение прорыв осуществить ударом 2-го армейского корпуса и 3-й Туркестанской стрелковой дивизии из района севернее Язловец, на участке Гипсарка, Новоселка (13 км), в северо-западном направлении. Он полагал, что развитие успеха в этом направлении заставит противника очистить фронт 11-й армии и даст возможность совместно с ней действовать на сообщения его со стороны Львова на Дубно и Ровно, а конницей — кратчайшими путями на железнодорожные узлы и в тыл противника [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 158]. Чтобы отвлечь внимание австро-венгерского командования от участка прорыва, предусматривались усиленные действия передовых частей 16-го и 22-го корпусов против передовых укреплений неприятеля на их фронте» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 159]. 2-й кавалерийский корпус составил подвижной армейский резерв.

Решение командующего 7-й армией не встретило принципиальных возражений со стороны Брусилова. На рапорте Щербачева от 13 (26) апреля 1916 г., где были изложены соображения командарма о плане операции, он сделал помету: «Считаю этот план вполне соответствующим по мысли и по силам, которые тут будут собраны. Прошу начальника штаба высказать свое мнение, так как мне эта местность мало знакома» [Там же]. После доклада Клембовского Брусилов дополнительно просил обратить внимание Щербачева на необходимость обеспечения ударной группировки от возможных фланговых атак противника и постановки 16-му и 22-му корпусам более активных задач. Он писал: «... Внушает опасение, что вся тяжесть боя ляжет исключительно на 2-й корпус и 3-ю Туркестанскую стрелковую дивизию...» Усиленные действия передовых частей 16-го и 22-го корпусов против передовых укреплений неприятеля на их фронте «в действительности сведутся к огневому бою, которым противника не надуешь и к месту не прикуешь. Необходимо более энергичное наступление и этих корпусов» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 160].

В процессе дальнейшей работы по уточнению плана операции участок прорыва был несколько смещен к югу, непосредственно в район Язловец. Для ознакомления на месте с планированием операции и ходом ее подготовки в 7-ю армию был командирован генерал-квартирмейстер фронта. На основании его доклада Брусилов просил командующего армией «обратить внимание исполнителей на необходимость еще и еще раз дополнительными разведками и изучениями свойств позиции противника проверить... свои соображения по намечаемому плану атаки, дабы провести ее при возможных наивыгоднейших условиях, особенно принимая во внимание ограниченность средств» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 162].

9-я армия включала в себя 33-й, 41-й и 11-й армейские корпуса, Сводный корпус и 3-й кавалерийский корпус. Брусилов очень тщательно рассмотрел решение командующего и этой армией генерала от ицфантерии П. А. Лечицкого. Его замечания на рапорте командарма от 14 (27) апреля, где излагались соображения по плану операции, весьма интересны и на них стоит специально остановиться. В рапорте говорилось, что 9-я армия обороняла фронт в 100 верст, имея всего 9 пехотных и 4 кавалерийские дивизии общей численностью 135 тыс. штыков и 17 тыс. сабель. Силы противника исчислялись в 8,5 пехотных и 4 кавалерийские дивизии, где насчитывалось 98 тыс. штыков и 8 тыс. сабель. Лечицкий полагал, что у него было незначительное превосходство над неприятелем, к тому же фронт армии был слишком растянут. Против этого места Брусилов написал: «У нас: 37 000 пехоты + 9 000 шашек — считаю превосходство сил приличное. Протяжение фронта в 100 верст — более невыгодное для противника, численно более слабого и атакуемого нами» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 163].

Генерал Лечицкий писал далее, что, учитывая наличие у неприятеля нескольких сильно укрепленных полос, имеющимися в его распоряжении войсками вряд ли представится возможным нанести такой удар, который имел бы серьезное стратегическое значение. По его мнению, можно рассчитывать лишь на некоторый тактический успех. На это Брусилов отвечал: «Заранее предрешать, будет ли удар серьезным или нет, — нежелательно. Лишь бы удар был правильно подготовлен, правильно нанесен и успех от сердца использован кавалерией. Не всегда численное превосходство решает дело, умение и счастье — элементы серьезные» [Там же]. Там, где Лечицкий пишет, что для отвлечения внимания противника от фронта главной атаки им будет предписано на остальных участках армии проявить полную активность с атакой наиболее выгодных пунктов, Брусилов замечает: «Прекрасно. Это безусловно необходимо» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 164]. В одном из пунктов рапорта говорилось, что для оказания противодействия неприятелю в случае наступления его на участках вне фронта главной атаки предписано на этих участках вести непрерывную работу по усилению укреплений, Брусилов делает помету: «Отлично. Жаль, что за всю зиму это еще не было сделано» [Там же]. Он одобрительно отнесся и к принятым в армии мерам по сближению с противником и намерениям командарма произвести перегруппировку войск [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 165].

Интересно замечание Брусилова о расходе боеприпасов. По подсчетам командующего армией, на проведение операции требовалось 78 тыс. бомб для тяжелой артиллерии и 500 тыс. снарядов — для легкой. На это главнокомандующий пишет: «Расчет снарядов теоретически верный, но на практике неприменим по двум причинам:

1) такого количества снарядов у нас не будет ни для тяжелой, ни для легкой артиллерии;

2) если бы даже и было такое обилие снарядов, то их все-таки нельзя было бы выпустить, потому что орудия такого числа выстрелов выдержать не могут [Армия предполагала при подготовке атаки и во время ее первого акта

выпустить по 2,5 тыс. снарядов с каждого легкого орудия (см. там же, с. 166)], они и теперь значительно изношены, заменять их можно лишь постепенно и в незначительном количестве, а ведь этим ударом кампания не закончится;

3) снаряды будут отпущены армии в том количестве, в каком это окажется возможным сразу, а уж армия должна рассчитать свою артиллерийскую атаку, сообразуясь с имеющимися в ее распоряжении огнестрельными припасами. Другого выхода нет» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 165]. Предстоящая операция должна была проводиться при ограниченном количестве не только артиллерийских снарядов, но и ружейных патронов. Об этом Брусилов также напоминал командующему армией. На пожелание последнего иметь в запасе армии 20 млн. патронов он ответил: «20 млн. патронов, безусловно, не будет, отпустится все, что возможно, но в значительно меньшем количестве, и подобного запаса образовать не будет возможности» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 166].

Особо тщательно Брусилов отнесся к выбору участка прорыва. Лечицкий намеревался вести подготовительные работы сразу на двух участках, чтобы иметь возможность окончательно избрать тот из них, где обстановка будет более благоприятной к началу наступления. По этому поводу Брусилов указал: «Согласиться не могу на выбор двух участков. Нужно решиться на один какой-либо. Указываю на участок Онут, Доброновце как наиболее выгодный. Дороги поправить во что бы то ни стало. Штабу фронта помочь. Бесповоротно подготовить удар на этом участке, невзирая на погоду. Дороги должны быть и будут поправлены. Надеюсь на энергию штаба 9-й армии» [Там же].

Большое значение Брусилов придавал личным качествам командиров соединений, предназначенных для действий на участке прорыва. В связи с решением командующего армией включить в ударную группу 11-й корпус он заметил: «При всех своих достоинствах командир 11-го армейского корпуса очень горяч и бывает суетлив. Требуется ему внушить полное спокойствие и непрерывное упорство во что бы то ни стало сломить врага. Атака должна вестись грамотно, правильно, систематически и бесповоротно твердо» [Там же. C. 167]. Командиром корпуса был тогда вел. кн. Михаил Александрович.

После уточнения плана наступления 9-й армии было решено главный удар нанести на участке Миткеу, Онут, Доброновце (15 км) силами 41-го и 11-го корпусов. 33-й армейский и Сводный корпуса должны были обеспечивать фланги ударной группировки, а 3-й кавалерийский корпус — оборонять левый фланг армии. Резерв командующего составили 1-я Донская казачья дивизия 3-го кавалерийского корпуса и 12-я пехотная дивизия.

В результате кропотливой работы главнокомандующего фронтом, командующих армиями и их штабов был составлен четкий план наступательной операции. Правофланговая 8-я армия наносила главный удар на Луцком направлении. Остальным армиям (11-й, 7-й и 9-й) предстояло решать вспомогательные задачи. Ближайшей целью действий ставилось разбить противостоявшие австро-венгерские войска и овладеть их укрепленными позициями. Сообразно этому было произведено распределение сил и средств.

К началу наступления войска Юго-Западного фронта имели незначительное превосходство над противником: в пехоте — в 1,3 раза, в артиллерии — в 1,1 раза. Превосходство в силах и средствах удалось создать лишь на участках прорыва армий: в пехоте — в 2—2,5 раза, в артиллерии — в 1,5—1,7 раза. Однако этого было совершенно недостаточно для прорыва сильно укрепленной полосы [Ветошников Л. В. Брусиловский прорыв. Оперативно-стратегический очерк. M., 1940. C. 57-58]. Из указанного количества сил Брусилов выделил в свой резерв 2,5 дивизии. В его распоряжение Ставка передавала 5-й Сибирский корпус. Следовательно, и для развития прорыва достаточных сил не было. На плечи командования и войск ложилась весьма нелегкая задача.

Помимо выработки плана фронтовой наступательной операции в подготовительный период много внимания уделялось тщательной разведке обороны противника. А эта оборона была довольно мощной. Австро-венгры работали над ней в течение более девяти месяцев, применив богатый запас различных технических средств. Оборона состояла из двух-трех позиций, удаленных одна от другой на 3—5 км. Каждая позиция имела глубину до 4 км и включала в себя две-три линии окопов полного профиля, усиленных проволочными заграждениями, фугасами, а местами — бетонированными бойницами, стальными щитами. Все окопы были обильно снабжены пулеметами, траншейными пушками, бомбометами, минометами, ручными бомбами и огромным запасом боеприпасов. Противник был уверен в прочности своего фронта. Весьма любопытно признание офицера 70-й австро-венгерской дивизии, плененного в первый день наступления. На допросе он заявил: «Наши позиции неприступны, и прорвать их невозможно. А если бы это вам удалось, тогда нам не остается ничего другого, как соорудить грандиозных размеров чугунную доску, водрузить ее на линии наших теперешних позиций и написать: эти позиции были взяты русскими, завещаем всем — никогда и никому с ними не воевать» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 288]. Всеми видами разведки, в том числе воздушной, удалось довольно точно установить характер неприятельской обороны. Брусилов приказал в каждой армии изготовить планы полос наступления. На них были подробно нанесены позиции противника. Весь командный состав снабжался подобными планами. Широким фронтом велись также работы по инженерному обеспечению атаки, которыми руководил К. И. Величко [К. И. Величко (1856—1927) — военный инженер, генерал-лейтенант русской армии, профессор фортификации. Окончил Николаевскую инженерную академию. В годы первой мировой войны был начальником инженеров армий Юго-Западного фронта, затем — полевым инспектором по инженерной части при Ставке верховного главнокомандующего. После победы Великой Октябрьской социалистической революции перешел на сторону Советской власти. С 1918 г. — на службе в Красной Армии. Во время гражданской войны занимал пост председателя коллегии по инженерной обороне Советской республики, в дальнейшем находился на преподавательской и научно-исследовательской работе. Автор ряда фундаментальных трудов по военно-инженерному делу]. Вместе с ним служил подполковник Д. М. Карбышев, занимавший должность старшего производителя работ Управления начальника инженеров 8-й армии. Впоследствии он получил широкую известность как выдающийся советский военный инженер, славный патриот Родины. За исключительную стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, он был удостоен звания Героя Советского Союза.

Чтобы скрытно подвести войска возможно ближе к передовым линиям противника, создавались инженерные плацдармы. Они состояли из 6—8 параллельных траншей, расположенных на расстоянии 70—100 м одна от другой. Траншеи соединялись ходами сообщения. На участках атаки русские настолько приблизили свои окопы к австрийским позициям, что отстояли от них всего на 200—300 шагов.

Личный состав усиленно готовился к предстоявшему наступлению. В тылу были построены участки позиций, аналогичные австро-венгерским, и войска обучались их преодолению. Пехота тренировалась умению захватывать и удерживать за собой отдельные районы вражеской обороны, артиллерия — искусству разрушения проволочных заграждений, окопов и опорных пунктов. Большое внимание обращалось на отработку четкого взаимодействия пехоты и артиллерии.

Операция готовилась в строжайшей тайне. О времени ее начала было известно лишь узкому кругу лиц. Характерный эпизод произошел в начале мая в Одессе, куда на несколько дней прибыл Николай II с супругой и дочерьми. Поскольку Одесса входила в границы Юго-Западного фронта, Брусилов должен был сопровождать царскую семью. Однажды его пригласила в свой вагон царица. «Она встретила меня довольно холодно и спросила, готов ли я к переходу в наступление, — вспоминал Брусилов. — Я ответил, что еще не вполне, но рассчитываю, что мы в этом году разобьем врага. На это она ничего не ответила, а спросила, когда думаю я перейти в наступление. Я доложил, что мне пока это неизвестно, что это зависит от обстановки, которая быстро меняется, что такие сведения настолько секретны, что я их и сам не помню» [Брусилов А. А. Мои воспоминания. C. 218].

Наступление Юго-Западного фронта, следовательно, готовилось исключительно тщательно. «Что бы ни говорили, а нельзя не признать, что подготовка к этой операции была образцовая,— писал впоследствии Брусилов, — для чего требовалось проявление полного напряжения сил начальников всех степеней. Все было продумано и все своевременно сделано» [Брусилов А. А. Мои воспоминания. C. 240].

В то время, когда русская армия готовилась к наступательным операциям, на фронте в Италии неожиданно возникла весьма сложная ситуация. 2 (15) мая превосходящие силы австрийцев атаковали в районе Трентино войска 1-й итальянской армии. Понеся крупные потери, итальянцы стали отступать. Это сильно встревожило руководящие военные круги страны. Они обратились в главную квартиру французской армии с просьбой повлиять на русское командование, чтобы заставить его ускорить наступление и тем облегчить положение дел в Италии [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 171].

Вскоре итальянское командование начинает непосредственно обращаться в русскую Ставку с настойчивыми просьбами о помощи. Так, 10 (23) мая 1916 г. военный атташе генерал К. Порро просил находившегося в Риме русского полковника П. Энкеля, чтобы тот изложил от имени главнокомандующего итальянской армией Л. Кадорны Алексееву «усердную просьбу ускорить во имя общих интересов начало наступления русской армии» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 172]. Одновременно начальник итальянской военной миссии в России полковник П. Ромеи по поручению Кадорны направил из Петрограда Алексееву аналогичное заявление [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 173]. Еще более категорично эта же просьба была изложена в телеграмме полковника Ромеи от 12 (25) мая. В ней говорилось: «Итальянская главная квартира самым энергичным образом настаивает на том, чтобы русская армия немедленно начала наступление на австрийском фронте, и утверждает, что нынешнее затишье в действиях русских армий создает весьма серьезную опасность для союзников. Если энергичное наступление против нас австрийцев продолжится, то не только будет исключена всякая возможность наступления итальянцев на Изонцо, но в недалеком будущем предвидится необходимость для нас быть вынужденными оставить эту линию... Если Россия будет продолжать настаивать на том, что она в настоящее время не может перейти в решительное наступление, то необходимо, чтобы она по крайней мере теперь же произвела демонстративное наступление с целью удержать против себя силы австрийцев и оттянуть те силы, которые, вероятно, находятся в пути на итальянский фронт» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 176]. В дополнение ко всему король Италии обратился с личной телеграммой к Николаю II, прося помочь наступлением армий Юго-Западного фронта [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 185]. Генерал Алексеев справедливо расценивал указанные просьбы как результат растерянности высшего итальянского командования, отсутствия у него готовности своими вполне достаточными силами и средствами исправить положение. Считая единственным спасением немедленный переход в наступление русской армии, итальянцы, как он отмечал, не учитывали того, что даже при полном успехе этого наступления австрийцы в ближайшее время не могли по условиям железнодорожных перевозок серьезно ослабить свои войска на итальянском фронте. По мнению Алексеева, на серьезную помощь итальянской армии при проведении согласованных операций вообще не приходилось полагаться. 7 (20) мая, т. е. в самом начале австрийского наступления, когда его последствий еще нельзя было определенно предвидеть, Кадорна прямо высказал союзным агентам соображения, что он не считает возможным осуществить установленную общим планом действий атаку на Изонцо. После же понесенного от австрийцев поражения участие итальянской армии в запланированных операциях союзников вообще исключалось. Немедленный переход русских войск в наступление, которое не было еще подготовлено, мог бы привести к дальнейшему расстройству согласованных решений союзников. «Втягивать нас без надлежащей подготовки в немедленную атаку, — отмечал Алексеев, — значит вносить в общий план союзников дальнейшее расстройство и обрекать наши действия на неудачу» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 179].

Следует отметить, что такого же мнения держалось французское командование. Оно не было заинтересовано в преждевременном переходе русских армий в наступление, так как еще не закончило подготовку запланированной операции своих войск на Сомме. В телеграмме начальнику французской военной миссии в России генералу По, сообщенной последним генералу Алексееву 13 (26) мая, Жоффр писал: «Я получил от генерала Кадорна сообщение, что, обеспокоенный успехами австрийского наступления в Трентино, он обратился к генералу Алексееву с просьбой не откладывать срока наступления. Я ответил главнокомандующему итальянской армией, что коалиции нет расчета начинать атаки ранее окончания их подготовки и что верность нашего общего наступления требует самой всесторонней его подготовки, чтобы оно могло достигнуть наибольшей силы. Кроме того, я указал, что принимаемые уже русской армией подготовительные меры лишают противника возможности свободно располагать своими резервами и перебросить их с русского фронта на итальянский и что, следовательно, действия русских уже начинают давать себя чувствовать в благоприятном для итальянцев смысле» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 184-185].

Тем не менее русское командование, идя навстречу пожеланиям итальянцев, решило начать наступление своих армий несколько раньше, чем предусматривалось планом. 11 (24) мая Алексеев направил Брусилову телеграмму, в которой писал о крайней желательности нанесения удара Юго-Западным фронтом. «Прошу вас спешно уведомить, — говорилось в телеграмме, — когда могут быть закончены фронтом подготовительные работы для производства атаки австрийцев по намеченному плану, какое содействие было бы вам необходимо получить, дабы дать надлежащее развитие удару» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 174]. Одновременно главнокомандующим Северного и Западного фронтов Алексеев указал на необходимость ускорить подготовку к наступлению, чтобы иметь возможность начать военные действия ранее намеченного срока, если бы этого потребовала обстановка.

Брусилов в тот же день телеграфировал Алексееву, что войска его фронта будут готовы начать наступление 19 мая (1 июня). Одновременно он просил направить в его распоряжение один армейский корпус, перебросить с Северного фронта 33-й мортирный дивизион, дополнительно отпустить 20 млн. винтовочных патронов и снаряды для тяжелой артиллерии [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 174-175]. Алексеев согласился на передачу Брусилову 33-го мортирного дивизиона, обещал выделить 10 млн. ружейных патронов, но ответил отказом на просьбу об усилении фронта одним корпусом и дополнительном отпуске артиллерийских снарядов. Он писал, что речь идет об ускорении выполнения решений, принятых на могилевском совещании 1(14) апреля, но содержание их остается прежним, а поэтому никакого перераспределения сил между фронтами производиться не будет. «... Следовательно, — подчеркивал Алексеев, — Юго-Западный фронт будет выполнять вспомогательную атаку, план которой нужно сообразовать с наличными силами фронта» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 175]. Рекомендовалось в интересах мощного удара 8-й армии не начинать атаки прочими армиями фронта.

Ответ Алексеева находился в противоречии с его телеграммой от 11(24) мая. Он справедливо вызвал недоумение Брусилова, который не без иронии писал: «О присылке одного корпуса просил, как ввиду установленного еще 1 апреля соотношения сил, значительно более выгодного для нас на Северном и Западном фронтах, чем на Юго-Западном, так отчасти и вследствие запроса вашего, «какое содействие было бы вам необходимо получить, дабы дать надлежащее развитие удару»» по. Что же касается предложения отказаться от наступления на всем фронте и ограничиться ударом только 8-й армии, то его Брусилов отклонил, ибо это противоречило основной идее его решения. «Производство частных атак всеми армиями одновременно с главной атакой 8-й армии считаю необходимым, чтобы сковать противника и не дать ему возможности усиливаться против 8-й армии» [Там же]. Вскоре, однако, более трезво оценив обстановку, Ставка решила удовлетворить просьбу Брусилова. 18(31) мая Алексеев известил Брусилова, что Северному фронту приказано спешно отправить 5-й Сибирский корпус, включая и мортирный дивизион, в состав Юго-Западного фронта [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 188]. Тогда же была отдана директива о переходе русской армии в наступление. Она сохраняла в силе решение, принятое могилевским совещанием 1(14) апреля, внося в него лишь некоторые уточнения. Нанесение главного удара по-прежнему возлагалось на войска Западного фронта. Вспомогательный, но сильный удар должен был нанести Юго-Западный фронт. Северному фронту ставилась задача привлечь на себя внимание противника демонстративными действиями, особенно в Рижском районе, и переходить к решительным действиям только при благоприятной обстановке. Он обязан был также надежно обеспечить направления на Петроград, Полоцк и в сторону правого фланга Западного фронта. Атака войск Юго-Западного фронта намечалась на 22 мая (4 июня), а Западного фронта — на 28 или 29 мая (10 или 11 июня) [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 188-189].

Наступательная операция Юго-Западного фронта должна была составить, по выражению Алексеева, «начальный акт общей операции, упреждая действия на прочих фронтах примерно на неделю» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 185]. А намеченная общая стратегическая операция русской армии рассматривалась как часть кампании 1916 г., план которой союзники разработали и согласовали на военных совещаниях в Шантильи. На это обстоятельство Алексеев не раз обращал внимание французского командования. От имени Ставки он настаивал, чтобы союзники выполняли свои обязательства, и наступление их войск последовало вслед за операцией русской армии. Телеграммой от 13(26) мая Алексеев просил Жилинского передать Жоффру: «... Мы вынуждены начать операцию, будучи бедно обеспеченными снарядами для тяжелой артиллерии, которых ниоткуда не можем добыть в скором времени. Поэтому большой промежуток между началом операции на нашем и французском фронтах нежелателен; мне нужна полная уверенность, что удар со стороны англо-французов действительно последует, хотя бы Верденская операция и не получила завершения» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 179-180]. На следующий день он телеграфировал лично Жоффру: «... Рассчитываю, что полная согласованность свяжет воедино действия русской армии с операцией вами предводимых войск» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 185].

Но этим надеждам не суждено было сбыться.

ПРОРЫВ И ЕГО РАЗВИТИЕ

На рассвете 22 мая (4 июня) мощная артиллерийская канонада возвестила начало наступления Юго-Западного фронта. Огонь русской артиллерии был исключительно эффективным. Это явилось результатом тщательной подготовки операции. В проволочных заграждениях противника были проделаны проходы, а окопы первой и частично второй линий оказались разрушенными. Наибольший успех был достигнут на направлении действий 8-й армии. Корпуса ее ударной группировки к исходу 23 мая (5 июня) прорвали первую полосу обороны противника. В течение следующих двух дней они вели преследование. 25 мая (7 июня) 15-я дивизия 8-го корпуса захватила Луцк. Характеризуя обстановку того времени, генерал-квартирмейстер 8-й армии генерал-майор Н. Н. Стогов писал: «... Разгром австрийцев на ковельском и владимир-волынском направлениях выявился во всей своей полноте. Массовые показания пленных рисуют безнадежную картину австрийского отступления: толпа безоружных австрийцев различных частей бежала в панике через Луцк, бросая все на своем пути. Многие пленные показывали, что им приказано было для облегчения отступления бросать все, кроме оружия, но фактически они нередко бросали именно оружие раньше всего другого... Деморализация захватила и офицерский состав разгромленных австрийских полков: многие пленные уверяли, что офицеры чуть ли не первыми уходили в тыл, бросая солдат на попечение унтер-офицеров. Обычная при отходе картина недоедания и утомления войск развернулась во всю ширь» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 290].

Если на направлении действий ударной группировки 8-й армии дело шло хорошо, то положение на ее правом крыле внушало тревогу. Здесь части 46-го армейского и 4-го кавалерийского корпусов не смогли выполнить своих задач. Несмотря на категорические требования Брусилова, обращенные к командующему армией и лично к командиру 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанту Я. Ф. Гилленшмидту, новые попытки прорвать оборону противника также не имели успеха.

В полосе наступления 11-й армии атака 6-го корпуса, наносившего главный удар, была отражена неприятелем. Зато соединениям 17-го корпуса неожиданно удалось в районе Сапанова прорвать позиции австрийцев, захватить три линии окопов, пленить несколько десятков офицеров и свыше 2 тыс. рядовых. На этот участок была переброшена Заамурская кавалерийская дивизия — резерв командующего армией. Однако с 24 мая (6 июня) противник, подтянув сюда резервы, начал контратаки.

На направлении главного удара 7-й армии 2-й корпус совместно с Туркестанской дивизией в первый же день занял две-три линии окопов противника, а 25 мая (7 июня) на плечах неприятеля ворвался в Язловец. С утра 26 мая (8 июня) в прорыв был введен армейский резерв — 2-й кавалерийский корпус. Австрийские войска, потеряв много убитыми и пленными, в беспорядке отступили за реку Стрыпу. Столь же хорошо обстояло дело на левом крыле фронта, где войска 9-й армии в первый же день заняли всю передовую, укрепленную полосу противника. Развивая достигнутый успех, они быстро продвигались на запад.

Таким образом, в течение первых трех дней наступления войска Юго-Западного фронта добились крупного успеха. Особенно значительным он был в полосе 8-й армии. Хотя ее левофланговые корпуса (46-й и 4-й кавалерийский) не выполнили своих задач, зато на направлении главного удара неприятельские позиции оказались прорванными на фронте 70—80 км и в глубину на 25—35 км. Противник понес большие потери.

26 мая (8 июня) Брусилов отдал директиву, согласно которой 8-я армия должна была, прочно утвердившись на рубеже реки Стырь, развивать наступление на флангах ударной группировки. Всей кавалерии надлежало прорваться в тыл противника. 11-я, 7-я и 9-я армии обязаны были продолжать выполнение прежних задач [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 242].

Брусилов предполагал 28 мая (10 июня) с подходом 5-го Сибирского корпуса начать наступление на рубеж Ковель, Владимир-Волынский, Сокаль. Пока же нужно было расширять прорыв в сторону флангов, главным образом па юго-запад, чтобы облегчить положение 11-й армии, против которой неприятель сосредоточил крупные силы [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 245].

А. А. Брусилов требовал от войск не снижать темпов наступления. На просьбу командующего 8-й армией Каледина приостановить наступление до 29 или 30 мая [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 246] Клембовский 27 мая (9 июня) телеграфировал: «Для действий 29 мая получите новую директиву. Главкоюз не считает возможным откладывать дальнейшее наступление, чтобы не дать противнику опомниться и возвести новые укрепления... Кроме того, в войсках наших огромный порыв, который может остыть от приостановки наступления. Напряжение всех сил окупится достижением дальнейших крупных успехов с меньшими потерями» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 254].

Обстановка настоятельно требовала переноса направления главного удара с Западного фронта на Юго-Западный, но Ставка не сделала этого. 27 мая (9 июня) за подписью Алексеева была отдана директива, которая ставила Юго-Западному фронту задачу, продолжая сковывать противника на Стрыпе демонстративными боями, все усилия сосредоточить на своем правом фланге, завершить поражение левого крыла австрийцев, отрезать их армию от Сана и путей сообщения на запад. С этой целью надлежало правофланговые соединения фронта выдвинуть первоначально к северу от Луцка и, прикрывшись сильным конным отрядом с северо-запада, развивать дальнейший удар в общем направлении Луцк, Рава-Русская. Западному фронту разрешалось отложить начало главного удара до 4(17) июня, но на него возлагалась обязанность обеспечить справа вышеуказанный маневр Юго-Западного фронта путем нанесения вспомогательного удара 31-м корпусом 3-й армии, который оборонялся на левом фланге Западного фронта. Задачей корпуса ставилось овладение Пинском и накопление сил для развития дальнейшего удара на Кобрин, Брест. По мнению Алексеева, успех 31-го Корпуса должен был не только наилучшим образом обеспечить наступление Юго-Западного фронта, но и облегчить развитие главного удара Западного фронта. Атака этого корпуса намечалась 31 мая. Северному фронту было приказано подготовить еще корпус для отправки на Юго-Западный фронт [На основе этой директивы на Юго-Западный фронт был отправлен 23-й

армейский корпус]. Имелось в виду, что такое ослабление сил фронта не опасно, поскольку развитие успеха в направлении Равы-Русской, а также на Пинск, Кобрин не дало бы возможности противнику усиливать себя перед Северным фронтом. Однако в случае необходимости на этот фронт могла быть двинута часть войск гвардии [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 252-253].

Решение Ставки встретило большие возражения со стороны генерала Брусилова. 28 мая (10 июня) он направил Алексееву телеграмму, где писал, что выдвигать вперед правый фланг 8-й армии рискованно, так как произойдет разрыв между Западным и Юго-Западным фронтами, и противник может воспользоваться этим для действий в тыл русским армиям. Если же только немного выдвинуть правофланговые соединения, то и в этом случае, по его мнению, наступление 8-й армии на Раву-Русскую неизбежно повлечет за собой значительную растяжку ее, и она не будет достаточно устойчивой для противодействия удару противника в свой фланг. Что такой удар вероятен, продолжал далее Брусилов, доказывалось начавшейся переброской немецких соединений на помощь австрийцам. Нельзя было рассчитывать на прекращение такого подвоза и в дальнейшем [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 260].

Какой же выход из создавшегося положения предлагал Брусилов? На этот счет в его телеграмме говорилось: «Сознавая, что каждый потерянный момент дает противнику возможность оправиться и укрепиться на новых позициях, я, тем не менее, на основании вышеизложенных соображений полагал бы до 31 мая, т. е. до перехода в наступление 3-й армии, войскам 8-й армии продолжать развивать свой успех правым флангом на Кашовку и левым флангом в направлении на Демидовку, чтобы облегчить положение 11-й армии, заставив противника очистить Дубненские Сады, в центре же впереди Луцка оставаться на месте, „. выслав вперед конные массы. 9-й, 7-й и 11-й армиям продолжать выполнение ранее поставленных задач» [Там же]. Следовательно, Брусилов отстаивал свое решение от 26 мая, по которому его войска вели наступательные действия. Относительно дальнейших планов он писал: «4 июня одновременно с переходом в наступление Западного фронта и с прибытием 23-го корпуса в состав вверенного мне фронта приступить к развитию решительных активных действий в направлении на Раву-Русскую всей 8-й армией» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 260].

Ставка согласилась с предложением Брусилова. Алексеев сообщал ему, что директива от 27 мая давала лишь общую идею предстоящих действий, начало выполнения которых, естественно, требовало решения ряда промежуточных задач и согласования их по времени с операцией Западного фронта. Следовательно, она никак не нарушала, по его мнению, ближайших предположений Брусилова о развитии частных ударов на Кашовку и Демидовку. Он писал: «Общее операционное направление Луцк, Рава-Русская при осуществлении потребует предварительного занятия линии Ковель, Владимир-Волынский. Задержка в несколько дней в развитии вашей операции не окажет неблагоприятного влияния в общем ходе нашей большой операции» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 268].

Получив одобрение своих действий, Брусилов 29 мая потребовал от войск выполнения ранее отданных указаний. Наступление Юго-Западного фронта продолжалось. На правом фланге 8-й армии атаки 46-го армейского и 4-го кавалерийского корпусов, предпринятые 26, 27 и 28 мая, вновь не увенчались успехом. Было решено дальнейшие попытки прорвать укрепленную полосу противника на этом направлении прекратить. В центре отмечалось некоторое продвижение русских войск. Наибольшие результаты были достигнуты на левом фланге, где действовал 32-й корпус. Ударом на юго-запад он прорвал оборону противника. Неприятель начал отход. Между 4-й и 1-й австрийскими армиями образовался разрыв до 35—40 км.

Левый фланг 1-й армии Пухкалло в составе 46-й ландверной и частей 25-й пехотной дивизии прочно стоял фронтом на северо-восток, прикрываясь Иквой. Все увеличивавшийся разрыв между флангами 4-й и 1-й армий обеспечивался 7-й пехотной дивизией, которая понесла крупные потери в предыдущих боях и отходила на Стоянов. Совершенно неожиданно для противника русские красивым и быстрым маневром, отбросив 7-ю дивизию, обошли левый фланг 46-й дивизии, и австрийцам ие оставалось ничего другого, как быстро отходить на юго-запад. «Поспешное, почти паническое отступление по бездорожным Дубненским Садам, — сказано в оперативной сводке 8-й армии, — заставило австрийцев бросить все, что задерживало их отход. Пленные всех частей показывали, что растерянность командования не поддается никакому описанию, многие части прямо бежали...» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 290]. Прорыв на левом фланге 8-й армии облегчил положение Сапановской группировки 11-й армии (17-й корпус и Заамурская конная дивизия). Она получила возможность отразить контратаки превосходящих сил австрийцев.

В полосе 7-й армии части 2-го корпуса прорвали вторую оборонительную полосу противника, овладели городом Бучач и вели энергичное преследование отходящих австро-венгерских войск. 9-я армия с 25 по 28 мая закреплялась на достигнутом рубеже и отражала контратаки неприятеля. 28 мая она возобновила наступление и нанесла новое крупное поражение 7-й австрийской армии Пфлянцер-Балтина. Захватив большое количество пленных и различного военного имущества, войска Лечицкого отбросили врага за р. Прут.

Итак, к концу мая войска Юго-Западного фронта добились новых значительных успехов. В бой был введен 5-й Сибирский корпус, переброшенный с Северного фронта. Подошел и 23-й армейский корпус. 31 мая (13 июня) Брусилов отдал директиву, согласно которой армии фронта должны были 1(14) июня продолжать наступление с целью довершить поражение противостоящих австро-германских войск [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 285]. Главная роль в нем, как и раньше, отводилась 8-й армии. Ей ставилась задача выйти на рубеж Ковель, Владимир-Волынский, Порицк, Милятин. Это должно было создать условия для последующего наступления в направлении Равы-Русской. Еще 29 мая (11 июня) Клембовский указал Каледину: «Дальнейшее общее направление нашего наступления будет на Рава-Русская» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 269].

Намеченное Брусиловым наступление должно было означать начало осуществления задачи, предусмотренной директивой Ставки от 27 мая (9 июня). Его успех во многом зависел не только от действий войск этого фронта, но и от того, насколько своевременной и реальной будет помощь им со стороны Западного фронта. Это хорошо понимали в Ставке. 29 мая (11 июня) Алексеев телеграммой сообщал Брусилову, Эверту и Куропат-кину о том, что для более прочного обеспечения операции Юго-Западного фронта справа и более надежного нанесения удара противнику в районе Пинска решено немедленно перебросить в этот район из состава Северного фронта один дивизион тяжелой артиллерии и один армейский корпус. «Операцию у Пинска начать — говорилось в телеграмме, — не ожидая подвоза корпуса, лишь по прибытии 27-й дивизии, что вызывается положением дел на Юго-Западном фронте» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 275]. Брусилов считал очень важной поддержку, которую должен был оказать его войскам Западный фронт. Предвидя возможное нарушение Эвертом установленного срока начала общего наступления, он 30 мая (12 июня) направил телеграмму непосредственно командующему 3-й армией генералу от инфантерии Л. П. Лешу: «Обращаюсь к вам с совершенно частной личной просьбой в качестве вашего старого боевого сослуживца: помощь вашей армии крайне энергичным наступлением, особенно 31-го корпуса, по обстановке чрезвычайно необходима, чтобы продвинуть правый фланг 8-й армии вперед. Убедительно, сердечно прошу быстрей и сильней выполнить эту задачу» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 275-276].

Однако и на этот раз согласованные действия Юго-Западного и Западного фронтов были сорваны по вине Эверта. Ссылаясь на возможность дождливой погоды в ближайшие два дня и незаконченность сосредоточения 27-й дивизии с тяжелой батареей, он приказал командующему 3-й армией отсрочить наступление на пинском направлении до 4(17) июня. Телеграфируя 1(14) июня о принятом решении Алексееву, Эверт указывал, что вообще будто бы исчезла «острота необходимости немедленного наступления войск Юго-Западного фронта» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 300]. Алексеев согласился с отсрочкой атаки на Западном фронте [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 316].

Только в начале июня Ставка убедилась в необходимости использовать благоприятную обстановку, созданную успехами Юго-Западного фронта. 3(16) июня она отдала новую директиву. Наступление на виленском направлении, которое должно было состояться 4(17) июня, отменялось. Вместо этого Западному фронту ставилась задача не позднее, чем через 12—16 дней, начиная с вечера 3(16) июня, главный удар нанести из района Барановичи на участке Новогрудок, Слоним с целью выхода на рубеж Лида, Гродно. Одновременно частью войск фронт должен был не позже 6(19) июня начать атаку для овладения Пинским районом и развития дальнейшего наступления на Кобрин, Пружаны. Северному фронту было приказано улучшать свои позиции и привлекать к себе подкрепления противника.

Ближайшей задачей Юго-Западного фронта являлось нанесение удара на Ковель. В то же время фронту было приказано обеспечить от атак противника войска своего левого крыла и подготавливать дальнейшую операцию для овладения линий рек Сана и Днестра. В этой новой операции главный удар должен был наноситься также правым крылом, чтобы по возможности отрезать противника от Сапа и разъединить германскую и австрийскую армии. Директивой предусматривалась немедленная перевозка двух армейских корпусов [Речь шла о 1-м армейском и 1-м Туркестааском корпусах] и двух тяжелых артиллерийских дивизионов с Северного и Западного фронтов на ковельское направление [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 329-331].

Ознакомившись с директивой, Брусилов в разговоре с Алексеевым по прямому проводу 4(17) июня, а затем в письме от 5 (18) июня изложил свой взгляд на обстановку. Он сообщал, что отказ Эверта атаковать противника 4(17) июня поставил Юго-Западный фронт в чрезвычайно опасное положение, ибо в районе Ковеля сосредоточивалась крупная вражеская группировка, а со стороны Владимир-Волынского уже действовала другая группировка неприятельских войск. По мнению Брусилова, противодействовать натиску этих сил ему будет трудно, так как силы недостаточны, а обещанные два корпуса прибудут слишком поздно. Кроме того, как писал он, отсрочка наступления Западного фронта подрывала моральное состояние его войск. Стали поговаривать об измене. Это могло отрицательно сказаться на настроениях в тылу, где, как выразился Брусилов, «также начнут указывать на измену» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 345].

А. А. Брусилов выражал тревогу по поводу тяжелого положения со снарядами. Он отмечал, что огнестрельные припасы, подготовленные для наступления, за две недели боев израсходованы, и во фронте, кроме легких снарядов, ничего не осталось. Поэтому в его письме содержалась настоятельная просьба в связи с началом трудной борьбы с подошедшими резервами противника прислать боеприпасы с Северного и отчасти Западного фронта. «Во всяком случае, — писал он, — было бы жестоко остаться без ружейных патронов, и это грозило бы уже катастрофой. Пока припасы в изобилии, есть все-таки надежда, что отобьемся, а тогда о такой надежде и мечтать нельзя будет» [Там же].

О своих настроениях в тот период Брусилов писал так: «Я не о себе забочусь, ничего не ищу и для себя никогда ничего не просил и не прошу, но мне горестно, что такими разрозненными усилиями компрометируется выигрыш войны, что весьма чревато последствиями, и жаль воинов, которые с таким самоотвержением дерутся, да и жаль, просто академически, возможности проигрыша операции, которая была, как мне кажется, хорошо продумана, подготовлена и выполнена и не докончена по вине Западного фронта ни за что, ни про что» [Там же].

Беспокойство Брусилова было вполне обоснованным, ибо обстановка на Юго-Западном фронте—действительно складывалась неблагоприятно для русских. Австро-германское командование сначала не придавало особого значения наступлению этого фронта, считая его демонстративным и полагая, что к серьезным последствиям оно не приведет. Однако прорыв русских в районе Луцка заставил изменить это мнение. Особую тревогу вызвала опасность потери Ковеля — крупного узла железных дорог. Выход войск Брусилова в этот район отразился бы на устойчивости всего германского фронта к северу от Припяти. Авторы труда Рейхсархива сравнивали брусиловское наступление со сверканием молнии. «То, что, по образу мыслей генерала Фалькенгайна, считалось почти невозможным, свершилось с неожиданностью и очевидностью опустошительного явления природы. Русское войско явило столь развительное доказательство живущей в нем наступательной мощи, что внезапно и непосредственно все тяжелые, казалось бы, давно уже преодоленные опасности войны на нескольких фронтах всплыли во всей их прежней силе и остроте» [Der Weltkrieg 1914 bis 1918. Bd. 10. Berlin, 1936, S. 674]. 26 мая (8 июня) в Берлине состоялось совещание начальников генеральных штабов Центральных держав. На нем было решено срочно сосредоточить у Ковеля ударную группировку под общим командованием генерала Линзингена с задачей вырвать инициативу действий у русских. В указанный район перебрасывались с Западного фронта 10-й армейский корпус в составе 19-й и 20-й пехотных дивизий, с итальянского фронта — 29-я и 61-я пехотные дивизии, а также соединения с различных направлений восточноевропейского театра. «Ковельская дыра, — писал генерал-квартирмейстер 8-й армии Н. Н. Стогов, — стала постепенно заполняться свежими германскими войсками, собранными чуть ли не побатальонно с разных мест русского фронта» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 291].

3(16) июня австро-германцы нанесли контрудар. Они намеревались путем концентрического наступления в общем направлении на Луцк ликвидировать успех русских и отбросить их в исходное положение. Войска 8-й армии и часть сил правого фланга 11-й армии вынуждены были отражать атаки врага. Контрудар не получил развития. Упорным сопротивлением русские сорвали замысел вражеского командования.

В то время как на правом крыле фронта русские войска отражали контрудар австро-венгров, левофланговая 9-я армия успешно развивала наступление. Ее войска 4(17) июня форсировали Прут, а 5(18) июня овладели Черновицами. Преследуя отступавшего противника, они 6 (19) июня вышли на реку Серет. К 12(25) июня на Юго-Западном фронте наступило некоторое затишье. Лишь на отдельных его участках велись боевые действия местного значения. Командование на основе директивы Ставки от 3(16) июня приступило к подготовке нового общего наступления. В телеграмме начальника штаба фронта В. Н. Клембовского командующим армиям от 12(25) июня говорилось: «... Настоящий перерыв в наступлении надлежит использовать для пополнения частей людьми, накопления огнестрельных припасов, перегруппировок и для подготовки атаки. Эту подготовку надлежит вести на тех же основаниях, как подготавливалось наступление 22 мая, в точности выполняя указания, данные главкоюз в предписании 5 апреля... Хотя противник расстроен и позиции его слабее уже взятых нами, однако тщательность и продуманность подготовки атаки настоятельно необходимы для успеха и уменьшения жертв с нашей стороны» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 406].

В предстоявшем наступлении должны были участвовать все четыре армии фронта. Кроме того, с 11(24) июня Брусилову передавались 3-я армия и 78-я пехотная дивизия Западного фронта [Там же]. 3-ш армию он усилил 4-м кавалерийским и 46-м армейским корпусами 8-й армии. На нее возлагалась задача овладеть районом Галузия, Городок и одновременно нанести вспомогательный удар на Озаричи (35 км северо-западнее Пинска) для оказания содействия войскам 4-й армии Западного фронта, которые должны были наступать на барановичском направлении. 8-я армия наносила два удара: один, главный, на Ковель, а другой, вспомогательный, на Владимир-Волынский. 11-я армия наступала на Броды и частью сил — на Порицк. 7-й армии было приказано выйти на рубеж Брезжаны, Подгайцы, Монастержиска, а 9-й армии — на рубеж Галич, Станислав [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 395]. Во фронтовом резерве находились 5-й армейский корпус и 78-я пехотная дивизия.

По замыслу Брусилова Юго-Западный фронт, как и прежде, свои основные усилия сосредоточивал на ковельском направлении. Нанесение главного удара вновь возлагалось на 8-ю армию. Поэтому поступавшие подкрепления шли на ее усиление. Помимо ранее прибывших 5-го Сибирского и 23-го корпусов, в нее вошли 1-й Туркестанский и 1-й армейский корпуса. Исключая войска, переданные в 3-ю армию, и два корпуса (8-й и 32-й) — в 11-ю армию, армия Каледина накануне наступления имела 5-й кавалерийский, 5-й Сибирский, 1-й Туркестанский, 30-й, 1-й, 39-й, 23-й и 40-й армейские корпуса, а всего — восемь корпусов. Она продолжала оставаться самой мощной армией фронта. Ее командующий решил главную атаку вести силами 1-го Туркестанского корпуса совместно с частями 5-го кавалерийского корпуса, а вспомогательную — 30-м корпусом. В своем резерве он имел 5-й Сибирский корпус. Остальным войскам (1-й, 39-й, 23-й и 40-й корпуса) было приказано с начала операции, не ввязываясь в серьезные бои, сковать противника па своих участках и быть готовыми перейти в энергичное наступление [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 417, 436-437].

Подготовка наступления проходила в обстановке лишь относительного затишья. С 9(22) июня австро-германцы еще продолжали атаки на ковельском и владимир-волынском направлениях, но их действия не были настойчивыми и велись разрозненно. В Буковине противник поспешно отступал к горным проходам. На остальных участках фронта войска стояли в обороне. Но вот 16(29) июня неприятель усилил свой нажим со стороны Ковеля, а 17(30) июня — от Владимира-Волынского. Войска 8-й армии отразили новые атаки врага. Сложнее обстояло дело в полосе 11-й армии, где австрийцы возобновили атаки также 16(29) июня. Их цель состояла в том, чтобы прорвать оборону, заставить русские войска отойти к реке Стырь, создать угрозу левому флангу 8-й армии и тем сорвать готовившееся наступление Юго-Западного фронта. Многодневные атаки противника не увенчались успехом. Они были отражены с большим уроном для неприятеля. К 21 июня (4 июля) войска 11-й армии остановили наступление австрийцев и вынудили их перейти к обороне. Но и силы русских были истощены. Вследствие этого Брусилов разрешил командующему 11-й армией держаться пока оборонительных действий и не участвовать в запланированном наступлении войск фронта.

Если на Юго-Западном фронте в трудных условиях шла энергичная подготовка к наступлению, предусмотренному директивой Ставки от 3(16) июня, то иная картина наблюдалась на Северном и Западном фронтах. В разговоре по прямому проводу с Алексеевым 9(22) июня А. Н. Куропаткин выражал недовольство тем, что из состава войск Северного фронта предполагалось две дивизии перебросить на фронт Брусилова. Он опасался возможного усиления противника перед его фронтом примерно на четыре дивизии с целью последующего наступления. «... Вот почему, — сказал Куропаткин, — продолжаю признавать, что наиболее надежный способ защиты линии Двины — это переход с этой линии в наступление. Дайте нам еще один корпус, и вероятность успеха очень увеличится. Если же возьмете еще две дивизии, то не только лишите весь фронт активности, но и сделаете сомнительным даже успех оборонительных действий» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 388]. Куропаткин особо подчеркивал: «Очень прошу в ваших соображениях не придавать превосходству в числе штыков преувеличенного значения» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 388].

Позиция Куропаткина столь не соответствовала общему замыслу Ставки, что вызвала крайнее раздражение Алексеева, который в довольно резкой форме ответил Куропаткину, что тот не понимает обстановки, смотрит на нее с точки зрения личных интересов. Охарактеризовав положение на Юго-Западном фронте, Алексеев подчеркнул насущную необходимость сосредоточения всех усилий именно на этом фронте, поскольку там решалась участь кампании. «Нужно забывать все частные интересы ради общего успеха, — сказал он. — Как же можно не принимать в расчет количество штыков? На чем же тогда базировать свои соображения? В данную минуту у вас 420 000 штыков против 192 000. Ведь эти цифры что-нибудь говорят! Нельзя же мне не руководствоваться ими и оставить Юго-Западный фронт погибать, утрачивать достигнутое ценою трудов, тяжких жертв только в предположении, весьма гадательном, о возможности сбора противником где-то четырех дивизий на вашем фронте, с которыми он может произвести прорыв» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 388-389]. После таких слов начальника штаба верховного главнокомандующего Куропаткину ничего не оставалось, как согласиться с ними. Неохотно, но он вынужден был заявить, что исполнит приказание [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 390].

Аналогичную позицию занял и Эверт. От него стали посту пать жалобы на трудности, которые возникали в связи с необходимостью переброски войск из состава его фронта на фронт Брусилова. Эти жалобы порой вызывали недовольство в Ставке, о чем можно судить, например, по следующей телеграмме ему Алексеева от 6(19) июня: «Общая обстановка и положение Юго-Западного фронта не допускают, чтобы фронт этот до 20 июня был предоставлен своим силам; равно недопустимо отсутствие поддержки удару в районе Пинска, при успешном выполнении его в течение двух недель. Этим могут быть разрушены результаты, достигнутые ныне. Поэтому главный ваш удар должен последовать не позже 16 или 17 июня... Этого требуют общие интересы, и к ним должны быть приурочены расчеты и выполнение» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 356]. Вынужденный подчиниться, Эверт отдал распоряжение готовить наступление. Противник хорошо знал об этом и сосредоточил на направлении запланированной русскими атаки крупные резервы. При таких условиях Барановичская операция Западного фронта не обещала успеха. 19 июня (2 июля) началась артиллерийская подготовка. На рассвете следующего дня ударная группа 4-й армии пошла в атаку, которая, как и следовало ожидать, окончилась неудачей.

Тем временем подготовка операции на Юго-Западном фронте завершилась. Еще 15 (28) июня телеграммой Клембовского командующие армиями были извещены, что Брусилов приказал общее наступление начать 21 июня (3 июля). Накануне этого срока последовала телеграмма главнокомандующего такого содержания: «Завтра, 21 июня, с рассветом армиям фронта атаковать противника согласно представленным и мной утвержденным планам» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 461].

Наступление Юго-Западного фронта возобновилось в назначенный срок. Оно велось всеми армиями, кроме 11-й. Наиболее значительные события, как и раньше, произошли на правом крыле фронта. В результате трехдневных боев соединения 3-й и 8-й армий прорвали оборону противника и нанесли ему поражение. Австро-германские войска в беспорядке стали отступать. 24 июня (7 июля) Брусилов отдал директиву, которая предусматривала овладение Ковелем совместными усилиями войск 3-й и 8-й армий. Директива гласила:

«1. 3-й армии, неотступно преследуя разбитого противника, прочно утвердиться на Стоходе и для содействия 8-й армии в овладении Ковелем атаковать этот пункт с севера и востока. Обеспечить правый фланг своих наступающих частей заслоном в северном направлении...

2. Правому флангу и центру 8-й армии, по утверждении на Стоходе, овладеть Ковелем. На владимир-волынском направлении держаться оборонительно.

3. Прочим армиям — выполнять ранее указанные им задачи» [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 485].

Новое наступление русских крайне осложнило положение австрийских войск. Австро-германское командование находилось в большой тревоге. «... Это был, — писал Людендорф, — один из наисильнейших кризисов на Восточном фронте. Надежды на то, что австро-венгерские войска удержат неукрепленную линию Стохода, было мало. Протекали очень тревожные дни. Мы отдавали все, что могли, и знали, что если противник нас атакует, то нам неоткуда ждать помощи» [Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. Т. I. С. 182]. Однако попытка форсировать реку Стоход на плечах отступавшего противника успеха не имела. Австро-германцы сумели заблаговременно разрушить переправы и своими контратаками мешали русским переправиться на западный берег реки. Преодоление Стохода требовало подготовки атаки сильным артиллерийским огнем и сосредоточения свежих резервов.

26 июня (9 июля) последовала директива Ставки, которая ближайшей задачей правофланговых армий Юго-Западного фронта ставила форсирование Стохода и овладение Ковельским районом. Одновременно они должны были действовать в тыл пинской группировке неприятеля, чтобы принудить ее к отступлению. Русское верховное командование решило немедленно начать перевозку войск гвардии в район Луцка с целью образовать уступом за левым флангом 3-й армии новую армию для совместного с ней глубокого обхода германских войск в направлении на Брест, Кобрин, Пружаны. Западный фронт получил задачу удерживать находившиеся перед ним силы противника путем угрозы энергичной атаки или продолжения операции на барановичском направлении. Выбор способа решения этой задачи предоставлялся на усмотрение главнокомандующего фронтом. Ему же вменялось в обязанность с началом маневра на Брест, Кобрин, Пружаны усилить за счет других армий войска гвардии и 3-й армии, дабы придать решительность, силу и энергию намеченному удару. Северному фронту было приказано также перейти в наступление [Наступление Юго-Западного фронта в мае—июне 1916 г. : сб. док. С. 496].

В начале июля войска гвардии вместе с 5-м кавалерийским, 1-м н 30-м армейским корпусами составили Особую армию под начальством генерала В. М. Безобразова. Она получила полосу для наступления между 3-й и 8-й армиями. Ее задача заключалась в том, чтобы атаковать Ковель с юга. С севера и востока атаку этого города должна была вести 3-я армия, которой одновременно ставилась задача наступать в тыл пинской группировке противника. На 8-ю армию возлагалось овладение Владимир-Волынским, на 11-ю армию — наступление на Броды, Львов, на 7-ю и 9-ю армии — овладение рубежом Галич, Станислав.

Общее наступление Юго-Западного фронта возобновилось 15(28) июля. Войскам 3-й, Особой и 8-й армий удалось добиться лишь частичных успехов. Противник сосредоточил крупные резервы и оказывал русским ожесточенное сопротивление. К этому времени Брусилов окончательно потерял надежду на активные боевые действия Северного и Западного фронтов. Рассчитывать же одним своим фронтом достигнуть ощутимых стратегических результатов было бесполезно. «Поэтому, — писал он, — я продолжал бон на фронте уже не с прежней интенсивностью, стараясь возможно более сберегать людей, а лишь в той мере, которая оказывалась необходимой для сковывания возможно большего количества войск противника, косвенно помогая этим нашим союзникам — итальянцам и французам» [Брусилов А. А. Мои воспоминания. C. 241].

Боевые действия приняли затяжной характер на рубеже реки Стоход. Некоторый успех имел место лишь в центре и на левом крыле, где были освобождены города Броды, Галич, Станислав. Австро-венгерские войска оставили Буковину. К началу сентября фронт стабилизировался на линии река Стоход, Киселин, Злочев, Брезжаны, Галич, Станислав, Делатынь, Ворохта, Селетин. Операция русских войск под командованием А. А. Брусилова закончилась.

***

Наступательная операция Юго-Западного фронта летом 1916 г. имела большое военно-политическое значение. Она привела к поражению австро-венгерских войск в Галиции и Буковине. Противник потерял убитыми, ранеными и пленными до 1,5 млн. человек, 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов [Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 5. М. 1923. С. 73, 108]. Потери русских составили около 500 тыс. человек [Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 5. М. 1923. С. 73]. Чтобы ликвидировать прорыв, военное командование Центральных держав вынуждено было снять с Западного и итальянского фронтов 30,5 пехотных и 3,5 кавалерийских дивизий [Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 5. М. 1923. С. 556-557]. Это облегчило положение французов под Верденом. Легко вздохнула и Италия, так как австрийские войска вынуждены были прекратить свои атаки в Трентино. «Россия пожертвовала собой ради своих союзников, — пишет английский военный историк, — и несправедливо забывать, что союзники являются за это неоплатными должниками России» [Лиддел Гарт. Правда о войне 1914—1918 гг. М., 1935. C. 187]. Итак, в 1916 г. русская армия вновь пришла на помощь союзным войскам, но уже в более грандиозном масштабе, развернув крупное наступление на юго-западном стратегическом направлении.

Важным последствием Брусиловского прорыва было и то, что он оказал решающее влияние на изменение позиции Румынии в войне. До того времени правящие круги этой страны проводили политику нейтралитета. Они колебались, выжидая наиболее подходящего момента, который позволил бы им выгоднее примкнуть к той или иной коалиции. Победы русского Юго-Западного фронта летом 1916 г. положили конец этим колебаниям. 4(17) августа между державами Антанты и Румынией были подписаны политическая и военная конвенции. 14(27) августа Румыния объявила войну Австро-Венгрии. На следующий день ей объявили войну Германия и Турция, а 19 августа (1 сентября) — Болгария.

Ставка направила в помощь румынам 35 пехотных и 11 кавалерийских дивизий и удлинила боевой фронт своих армий на 500 км. Левее Юго-Западного фронта вплоть до побережья Черного моря было развернуто новое оперативное объединение — Румынский фронт, в состав которого вошли войска русских и румын. Главнокомандующим фронтом номинально считался румынский король Карл. Фактически руководство войсками было сосредоточено в руках его заместителя — русского генерала Д. Г. Щербачева.

Вступление Румынии в войну на стороне Антанты серьезно осложнило положение Центральных держав. Необходимо было создавать новый стратегический фронт борьбы. А это неизбежно влекло за собой ослабление и без того ограниченных сил на главных фронтах — Западном и Восточном. «Брусиловское наступление, — отмечали германские военные историки, — оказалось самым тяжелым потрясением, которое выпадало до того на долю австро-венгерского войска. Скованное почти на всем своем фронте русским наступлением, оно очутилось теперь лицом к лицу с новым противником — Румынией, который, казалось, был готов, наступая через Трансильванию и дальше в сердце Венгрии, нанести империи Габсбургов смертельный удар» [Der Weltkrieg 1914 bis 1918. Bd. 10. S. 567].

Наступление русского Юго-Западного фронта летом 1916 г. принадлежит к числу наиболее ярких и поучительных операций первой мировой войны. Ее огромного значения в истории военного искусства не отрицают и иностранные авторы. Они воздают должное полководческому таланту Брусилова. Высоко оцениваются и боевые качества русского солдата, который показал себя способным при крайней бедности в технических средствах борьбы прорвать на нескольких участках германо-австрийский фронт, отбросить противника на десятки километров. И это произошло в то время, когда на Западном фронте войска той и другой стороны, обильно снабженные многочисленной военной техникой, в ходе своих наступательных операций продвигались буквально метрами, так и не сумев решить проблемы прорыва. Связанный с именем русского полководца термин «Брусиловское наступление» («offensive de Broussilov», «the Brusilov offensive», «Brussilowan-griffe») прочно вошел в научные труды и справочные издания.

Несмотря на свою незавершенность, наступательная операция Юго-Западного фронта летом 1916 г. представляет собой выдающееся достижение военного искусства. Она открыла новую форму прорыва укрепленного фронта, которая для того времени была одной из наилучших. Опыт операции широко использовался советской военной наукой при разработке теории прорыва укрепленных полос [Вольпе А. Фронтальный удар. Эволюция форм оперативного маневра в позиционный период мировой войны. М., 1931, стр. 90—98; П. С. Смирнов. Прорыв укрепленной полосы. М., 1941, стр. 50—62]. Брусиловские идеи нашли свое конкретное воплощение и дальнейшее развитие в крупнейших стратегических операциях Советских Вооруженных Сил периода второй мировой войны.

Кампания 1916 г. не оправдала в полной мере стратегических предположений, заложенных в едином плане союзного командования. Одновременного наступления не получилось. Союзники нарушили свои обязательства, принятые в Шантильи, и своевременно не поддержали наступление на русском фронте. Лишь в конце июня они начали операцию на р. Сомме. Как писал Эрих фон Фалькенгайн, «в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме» [Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914—1916 гг. в его важнейших решениях. М., 1923. С. 243]. Империалистические противоречия между странами Антанты серьезно препятствовали единству действий в военной области. Тем не менее общий итог кампании был в пользу союзников. Они вырвали стратегическую инициативу из рук австро-германского командования. Решающую роль в этом сыграли два события — Брусиловское наступление и операция на р. Сомме.

(Ростунов И. И. Русский фронт Первой мировой войны. М. : Наука, 1976. С. 275-327).

Луцкий прорыв, 1916 год

Зайончковский А. Брусиловское наступление // Мировая война 1914-1918 гг. / А. Зайончковский. Изд. 3-е. М. : Воен. изд-во, 1938. Т. 2. С. 47-59.
Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года / Центральный государственный военно-исторический архив. М. : Воен. изд-во, 1940. 548 с. (Сборник документов Мировой империалистической войны на русском фронте (1914-1917 гг.).
- Характер действий 8-й армии и значение наступления Юго-Западного фронта в мае-июле 1916 г. // Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года / Центральный государственный военно-исторический архив. М. : Воен. изд-во, 1940. С. 20-21, 28-29.
Сергеевский Е. Н. Сороковой армейский корпус в Луцком прорыве // Вестник Первопоходника. Лос-Анжелес, 1967. № 67-68 (апр. - май). С. 39-46; № 69-70 (июнь - июль). С. 40-50.
Строков А. А. Восточноевропейский фронт. Наступление войск Юго-Западного фронта (июнь-сентябрь 1916 г.) // Вооруженные силы и военное искусство в Первой мировой войне / А. А. Строков. М. : Воен. изд-во, 1974. С. 382-412.
Ростунов И. И. Брусиловское наступление // Русский фронт Первой мировой войны / И. И. Ростунов. М. : Наука, 1976. С. 275-327.
Венков А. В. Казаки в Брусиловском прорыве // Донской временник. Год 1996-й. Ростов н/Д, 1995 С. 133-137.
Нелипович С. Г. Наступление русского юго-западного фронта летом-осенью 1916 года : война на самоистощение? // Отечественная история. 1998. № 3. С. 40-50.
Нелипович С. Г. Брусиловский прорыв как объект мифологии // Первая мировая война: Пролог XX века / отв. ред. В. Л. Мальков. М. : Наука, 1998. С. 632-634.
Оськин М. В. Брусиловский прорыв. М.: Яуза - Эксмо 2010. С. 275-327. (Великая забытая война).

Наталья ЗАЙЦЕВА