Донские генералы в Первой мировой войне
КАЛЕДИН Алексей Максимович
Свидетельства современников
Часть 2-я
Алексей Падалкин, есаул Войска Донского, участник Гражданской войны на Дону
Лукомский Александр Сергеевич, генерал-лейтенант, один из организаторов Добровольческой армии
Зенков И., 11-го февраля 1931 г. Париж
Алексей Падалкин, есаул Войска Донского, участник Гражданской войны на Дону:
29 января 1918 г. по старому стилю Донской Атаман Алексей Максимович Каледин выстрелом в сердце прекратил свое земное существование.
Природный казак Донского Войска из хутора Каледина Усть-Хоперской станицы. Февральская революция застала его на посту командующего 8-ой Армией, окруженного славой Луцкого прорыва.
Генерал Деникин в «Очерках Русской Смуты» пишет, что Каледин «органически был не в состоянии не только принять «демократизацию » армии, но даже подойти к ней». Один из офицеров 8-ой Армии рассказывал, что в начале апреля 1917 г., когда в 8-ю армию прибыло пополнение из запасных пехотных полков, стоявших в Ростове на Дону и сильно уже разложившихся, A. M. захотел их, как прибывших с Дона, повидать лично. Маршевые роты построились с красными флагами-знаменами, солдаты имели красные банты. A. M., как бы не замечая этого, подойдя к строю, обратился к ним твердым и спокойным голосом: «Здравствуйте молодцы!» Но вместо дружного, как было до революции ответа, хотя бы и революционного, услышал лишь несколько отдельных голосов: «Здравствуйте, господин генерал...». Остальные же солдаты или злобно-угрюмо молчали или зло-ехидно улыбались. Генерал Каледин ни слова не сказав, отошел от маршевых рот, приказал их командиру увести роты по квартирам, снять с солдат красные банты, сдать армейскому комитету красные знамена и завтра же отправится в одну из его дивизий на пополнение.
Комитеты выразили протест... Распоряжение генерала Каледина и протесты комитетов решили его участь, как командующего 8-ой Армии - Главнокомандующий Юго-Западным фронтом ген. Брусилов подал раппорт Верховному Главнокомандующему генералу Алексееву, что «генерал Каледин потерял сердце и не понимает духа времени — его необходимо убрать. Во всяком случае, на моем фронте ему оставаться нельзя».
После этого герою Луцкого прорыва, прославившего русскую армию, не нашлось в ней места... Он был отозван в Петроград и там назначен членом Военного Совета и получил отпуск для лечения на Кавказских Минеральных Водах.
На Дону, в Новочеркасске, в это время происходил Казачий Съезд, где за кулисами уже вставал вопрос о кандидатуре A. M. Каледина на пост Донского Атамана.
Генерал Деникин в его «Очерках» говорит, что когда в Петрограде генералу Каледину сказали, что донская общественость выдвигает его на пост Донского Войскового Атамана, то он заявил, что этого поста он никогда не примет, так как это будет не Войско Донское, а советы, да комитеты.
По сведениям С. П. Мельгунова, председатель Союза Георгиевских Кавалеров в Петрограде (донской казак, полковник Генерального Штаба Гущин — А. П.) особенно убеждал генерала Каледина выставить свою кандидатуру и по отъезде его из Петрограда в Новочеркасск послал телеграмму начальнику Новочеркасского Военного училища ген. Попову с просьбой «нажать» на ген. Каледина, чтобы тот согласился.
Ген. Попов тогда же подтвердил получение этой телеграммы и рассказывал как он «нажимал» на генерала Каледина при помощи — донского златоуста — М. П. Богаевского, и что М. П. достиг этого — Алексей Максимович согласился. 18 июня 1917 г. почти единогласно при составе Круга свыше 700 человек A. M. Каледин был избран по-старинному — до Петровскому — обычаю Донским Войсковым Атаманом.
С этого дня начался его тернистый путь служения Дону и России. Он показал, что он не только хороший военачальник, но и хороший администратор и общественный деятель.
Однако со времени Московского Совещания в августе 1917 г. A. M. делается одним из главнейших объектов нападок российской революционной демократии. И уже в дни самого Совещания Командующий Московским Военным Округом полк. Верховский предлагает главе общероссийского правительства А. Ф. Керенскому немедленно арестовать, как главных контрреволюционных заговорщиков против правительства, Атамана Каледина и Верховного Главнокомандующего ген. Л. Г. Корнилова. Однако Керенский не рискнул этого сделать (из «Воспоминаний» Верховского — А. П.).
С объявлением ген. Корнилова изменником, Атаман Каледин объявляется мятежником и Верховский, объявляя два Военных Округа на военном положении, мобилизует в них войска против Дона и требует от донских революционных органов и начальника гарнизона гор. Ростова-на-Дону немедленного ареста Атамана Каледина, а Временное правительство отрешает его от должности и требует его прибытия в Могилев для дачи показаний.
Донской Войсковой Круг выносит постановление: «С Дона выдачи нет!» и приказывает A. M. никуда не ехать и по-прежнему выполнять обязанности Донского Войскового Атамана. Во второй половине сентября Временное правительство и Верховский, ставший военным министром, нуждаясь в казаках, избегают официального подтверждения обвинений Каледина в мятеже, и объясняют их недоразумением.
В октябре большевики свергают Временное правительство и захватывают власть в свои руки, и своим врагом № 1 объявляют Атамана Каледина, который в это время приглашает Временное правительство собраться на Дону для продолжения своих функций и для организации борьбы с большевиками, но оно не откликнулось на это предложение, а большевики направляют против калединского Дона многочисленную красную гвардию, а также ряд частей старой армии с австро-германского фронта и особые отряды моряков Черноморского и Балтийского фронтов.
Начинается гражданская война на границах Дона.
Большинство донских воинских частей еще находится на внешнем фронте, так как Атаман Каледин в интересах фронта противился их перевозке на Дон. Большевики приступают к их разложению и натравливают на Каледина. Две-три дивизии, случайно оказавшиеся на Дону, под влиянием большевистской пропаганды начинают митинговать и объявляют «нейтралитет». Позднее делают то же и части, приходящие с фронта, а красные войска окружают территорию Войска Донского и вступают на его землю. В силу этого Атаман Каледин принужден был согласиться на формирование донских партизанских отрядов из казачьей учащейся молодежи, и дать разрешение ген. М. В. Алексееву на формирование на Дону Добровольческой Армии под именем «Алексеевской организации».
С приездом на Дон генерала Алексеева, A. M. Каледин совместно с ним ведет переговоры с военными и дипломатическими представителями в России Англии, Франции, Соединенных штатов Америки и даже с румынами, а также и с чешскими и польскими военными формированиями на территории России — о помощи антибольшевистскому движению на Дону. Атаман Каледин и генерал Алексеев посылают своих представителей по этому вопросу в Петроград, в Киев, в Ставку Верховного Главнокомандующего в Могилев. На союзную конференцию в Тифлисе командируется от Дона В. А. Харламов. От союзников в Новочеркасск и Ростов неоднократно по этому же вопросу приезжали представители союзных военных миссий, а от чешских и польских легионов на Дону были постоянные представители.
С приездом на Дон ген. Корнилова создается триумвират «как зародыш будущей общероссийской власти», в котором генерал Корнилов — командующий Добровольческой Армией, ген. Каледин Донской Атаман — управляет Донским краем, как базой формирования антибольшевистских частей; ген. Алексеев — ведает финансовой частью и внешними сношениями. Ген. Головин в его труде «Российская контрреволюция» говорит, что «учреждение триумвирата подорвало политический авторитет ген. Каледина: рядом с ним, носителем высшей власти, появилась независимая от него политическая власть в лице ген. Алекеева и неподчиненный ему главнокомандующий Добровольческой Армией в лице Корнилова. Созданием триумвирата генерал Каледин был устранен «от его главенствующей роли».
С принятием в командование Добр. Армии ген. Корниловым, от ее имени была опубликована декларация, в одном из пунктов которой говорилось, что она будет «до последней капли крови защищать казачьи края, давшие ей приют».
Кольцо красных войск к половине января сжимается настолько, что они начинают угрожать центру Добровольческой Армии — г. Ростову и Новочеркасску — центру управления Донским Войском. Добровольческое командование, с согласия двух членов триумвирата (генералов Алексеева и Корнилова) решает оставить Ростов и покинуть пределы Донского Войска, о чем сообщают третьему члену триумвирата (генералу Каледину) только для сведения, и требуют от него передачи в Добровольческую Армию ее офицерской роты, бывшей на Новочеркасском фронте.
Атаман Каледин считает, что с уходом Добровольческой Армии с Дона одним донским партизанам вести борьбу с большевиками не по силам, что возможно уничтожение партизан и разрушение города, и что необходимо прекратить борьбу. 29 января он созывает Донское паритетное правительство и, после доклада о невозможности продолжать борьбу, предлагает ему сложить свои полномочия и объявляет, что он уже не Атаман, что власть нужно передать городскому самоуправлению, правлению Новочеркасской станицы и совету рабочих депутатов.
Ни одного возражения со стороны членов правительства не последовало. Предложение было принято единогласно и назначено время для передачи власти. Однако когда об этом стало известно в штабе Походного Атамана — оттуда раздались голоса протеста. Атаман Каледин в своем решении был непоколебим. Никто из членов правительства не поддержал штаб Походного Атаман.
В этом время у многих зародилось подозрение, что Атаман Каледин может покончить самоубийством.
В штаб Походного Атамана по этому вопросу явились офицеры Атаманского отряда с полк. Каргальским, начальник Новочеркасского Военного Училища ген. П. Х. Попов, а от казачьей части паритетного правительства — войсковой есаул Г. П. Янов и полк. Гушин, которые обсуждали с начальником штаба Пох. Атамана полк. Сидориным вопрос спасения Атамана Каледина от возможного самоубийства или расстрела большевиками, даже путем насильственного увоза его из Новочеркасска. Но пыл их охладил Походной Атаман ген. Назаров, сказавший, что никто не имеет права лишать A. M. Каледина возможности распорядиться своей судьбой по своему усмотрению, и в заключение поставил вопрос: у кого может подняться рука, если потребуется применить для выполнения намеченного плана силу по отношению к своему Атаману. Все опустили головы и кто-то тихо ответил: «Ни у кого...».
В тот же день A. M. покончил жизнь самоубийством, не дождавшись даже передачи власти.
Выходящая в Петрограде газета «Вечерняя звезда» в специальном выпуске поместила статью по этому поводу, извращая факты. 3 февр. этот № был получен в Новочеркасске, а 4 февр. М. П. Богаевский в газете «Вольный Дон» поместил статью «29 января 1918 года», в которой, как бы в ответ на статью в «Вечерней звезде» писал: «Во время заседания 29 января Войскового правительства Алексей Максимович был вызван по делу. Пользуясь его отсутствием доктор В. В. Брыкин — эмиссар от неказачьего населения в партитетном правительстве, настаивал на необходимости спасения A. M. от самосуда большевиков или от самоубийства. Члены правительства отнеслись к этой мысли сочувственно, но постановили принять к сведению» и что «В это же время группа офицеров независимо от правительства принимала свои меры к осуществлению этой же мысли, то есть спасению A. M. Каледина. Но A. M. всех предупредил, покончив самоубийством». Статья М. П. Богаевского, напечатанная в «Вольном Доне» была воспроизведена в «Донской волне» № 2 в 1918 г.
В эмиграции по вопросу самоубийства Атамана Каледина написано ряд статьей и в одной из них говориться, что для спасения Атамана паритетное правительство поручило М. П. Богаевсксму организовать особый офицерский отряд, который бы и принял меры к его спасению. Однако статья самого М. П. Богаевского этого не подтверждает, значить ему такое поручение правительство не давало, а «группа офицеров независимо от правительства принимала свои меры».
Об A. M. Каледине, как на Дону в 1918-1919 гг., так и в эмиграции, написано немало статей. Особое место среди них занимают статьи бывшего офицера 12-ой кавалерийской (Калединской) дивизии, близкого к ген. Каледину, ныне уже покойного ген. Шинкаренко, который в «Донской волне» писал под своим именем и где пометил статью «Атаман Каледин», а за рубежом в сборнике «Белое дело» под именем Белогордского им была написана статья «В дни Каледина». Обе они более или менее содержат одни те же мысли, но с некоторыми вариациями. В статье «В дни Каледина» он пишет: «29 января Атаман Каледин выстрелом из револьвера убил себя. О смысле и причинах его решения можно только догадываться. Есть много людей, которые никогда не могли понять самоубийства Каледина. И они, в сущности, порицали его, умея видеть в его выстреле только акт отчаяния. Я посмею высказать несколько мыслей, которые могут быть не менее верны, чем многие осуждения. Каледин был не только казачьим Атаманом, которому пришлось неудачно бороться против большевиков и не только быть номинальным главнокомандующим над русскими войсками на Дону. Он был гораздо больше, чем всякий другой Атаман и много больше, чем главнокомандующий.
Каледин являлся носителем верховной государственной власти, правда, только на небольшом Дону, но государственная идея, которую он воплощал была того же порядка, что и идеи самых больших государств в мире — ибо она была родственна умученной государственности русского народа.
Так закрутились узлы судеб, так переплелись и спутались понятия, что Дон оказался островком на котором собрались последние остатки России, а в кустарных теориях казачьего государства теплились все по тому времени надежды на сохранение государства Российского.
Поэтому и сущность власти Каледина глубочайшим образом разнилась от власти других... Дон в это время заменял Россию и поэтому на атаманском перначе Каледина догорали последние лучи святости, которая сияла на императорском скипетре.
Волей судьбы поставленный во главе своего народа и чуточку во главе России, Каледин, как бы наследовал переставшим быть императорам и имел лишь призрак власти и только иллюзию права, нес ту же огромную тяжесть долга перед всей страной. А он за всю свою военную жизнь привык видеть во всякой власти, прежде всего долг и ощущал обязанность даже там, где была лишь тень права.
После Каледина были снова Атаманы, но их Дон уже перестал быть заместителем России. На новых Атаманах уже не легло отсвета Российской империи... Они являлись избранниками своего народа в меньшей степени, чем бессильный двинуть хоть один полк против большевиков Каледин.
Бессмысленно сравнивать в смысле сходства Каледина с Корниловым или Алексеевым или даже с Колчаком, хотя последний носил титул Верховного Правителя России. Все они боролись за восстановление государственности. Каледин же за ее сохранение. Они только служили идеи, Каледин же служа, ее воплощал.
Корнилов и Алексеев в зиму 1917-1918 гг. являлись вождями лишь некоторой части целого, они, прежде всего, солдаты и вожди солдат. Поэтому, раз нельзя было победить под Ростовом и Новочеркасском, они не только могли, но и обязаны были идти на Кубань, в горы, в степи, куда угодно лишь бы там можно было бы продолжать борьбу и победить. От этого ничего не менялось ни в их положении, ни в глубочайшем смысле начатой ими борьбы.
Для Каледина уйти из донского Новочеркасска вследствие того, что Дон избравший его своей главой, его не поддержал, значило перестать быть вождем всенародным и сделаться вождем кучки.
Гордость? Пусть так. Гордость героев! и потому для него уйти в степи было запрещено. И потому, когда пододвинулся конец дела, во главе которого он стоял, ему предстояло лишь выбирать между возможностью попасть в руки врагов, подвергнуться будующей участи Колчака и свободной смерти — смертью героя.
Каледин выбрал последнее: убил себя сам. Отступил к Богу, на небо, единственное отступление, при котором он не изменил ни самому себе, ни тем идеям, которые захотела в нем воплотить судьба.
У его гроба, выставленного в нарядно-игрушечной церкви Атаманского дворца, перебывал весь Новочеркасск... его хоронили 15 февраля и ночь перед погребением останки его пребывали в Войсковом Соборе. Под легким покровом было видно его очень спокойное лицо: он ушел туда, куда хотел. Отпевание и перенос тела на кладбище были торжественны. Похоронили его на Новочеркасском кладбище, возле кладбищенской церкви. Позднее возникал вопрос перенести его останки в склеп Войскового Собора, но было решено, что Атаман Каледин должен иметь могилу особую, которая говорила о его особой судьбе, не гармонирующей с условной торжественностью склепов.
После занятия Новочеркасска 12 февраля 1918 г. большевики несколько раз разрывали его могилу, чтобы удостовериться что он уже не живет. Что стало с могилой после занятия красными Новочеркасска в конце 1919 г. — неизвестно, и возможно, что они, чтобы изгладить у населения память о нем, ее уничтожили. Однако, по сведениям с Дона, память о нем там живет. «Царский генерал, сын простого донского офицера, никогда не бывший реакционером, а потом искренно признавший, что без народа управлять нельзя, честно и искренне и последовательно проводил в жизнь начала народоправства, признанные им единоспасаюшими. Это был безукоризненно корректный конституционный глава Донской земли (Н. М. Мельников — «Донская летопись»).
Придет время, когда имя Донского Войскового Атамана генерала от кавалерии Алексея Максимовича Каледина не только в Донской, но и в общероссийской истории будет записано золотыми буквами. А будущие поколения воздвигнут ему памятник и вероятно не только в столице Войска — Новочеркасске, но и в его родном хуторе Каледине.
Париж 1973 г.
(55 лет со дня трагической кончины донского атамана A. M. Каледина / А. Падалкин // Родимый край. 1973. № 105 (март-апр.). С. 4-8).
Лукомский Александр Сергеевич, генерал-лейтенант, один из организаторов Добровольческой армии:
К концу Декабря (началу Января) был пополнен Корниловский полк, который был проведен на Дон с юго-западного фронта командиром полка, капитаном Неженцовым; были сформированы офицерский, юнкерский и георгиевский батальоны, четыре батареи артиллерии, инженерная рота, офицерский эскадрон и рота из гвардейских офицеров.
К середине января получилась небольшая (всего около пяти тысяч человек), но очень сильная в моральном отношении Добровольческая армия.
Большевики, которые до декабря никаких сил на юге России, в рaйoне Дона, не имели, в декабре начали стягивать для ликвидации «контр-революционеров» части с западного фронта и формировать, в районах Царицына, Ставропольской губернии и Терского казачьего войска, части войск из состава войсковых частей бывшего Кавказского фронта.
Большевики стали угрожать со стороны Донецкого бассейна вдоль железных дорог, ведущих на Таганрог, на станцию Зверево и Лиски; со стороны Воронежа, и со стороны Торговой и Тихорецкой.
Если казачье население еще колебалось и в части станиц благоразумный голос стариков взял перевес, то иногородние (не казачье население) целиком стало на сторону большевиков.
Иногороднее население в казачьих областях всегда завидовало казачеству, владевшему большим количеством земли, и, становясь на сторону большевиков, они, прежде всего, надеялись, наравне с казачеством, принять участие в дележе офицерских и помещичьих земель.
Ростов и Новочеркасск были переполнены большевиками.
Теми небольшими силами, которые находились в распоряжении генералов Корнилова и Каледина, приходилось не только отбивать наступательные попытки большевиков, но и поддерживать порядок в Ростове и Новочеркасске.
Генералы Алексеев и Корнилов считали, что необходимо довести численность армии до десяти тысяч человек, а затем только начать расширяться и приступить к выполнению болee крупных задач.
По соглашению с генералом Калединым было решено, что генералы Алексеев и Корнилов перейдут в Ростов, который станет центром формирования Добровольческой армии.
Генерал Каледин принимал на себя охрану Дона с севера, но просил, чтобы, как ядро для его формируемых частей, в его распоряжении была оставлена часть Добровольческой армии.
Генерал Корнилов согласился и офиперский батальон, с одной батареей, был оставлен для прикрытия Новочеркасска с севера.
Около середины (конца января) 1918 года генералы Алексеев, Корнилов и штаб Добровольческой армии перешли в Ростов.
Положение, между тем, стало трудным.
Все железные дороги, ведущие из европейской России к Новочеркасску и Ростову, были в руках большевиков; приток пополнения к apмии почти прекратился, — просачивались только отдельные смельчаки.
Большевики стали наседать с запада, и с востока, и наши части начали нести крупные потери.
Думать о какой-нибудь наступательной операции было трудно. Оставаясь же на месте и только отбивая наседавших большевиков, мы рисковали, что скоро будем совершенно окружены и истечем кровью.
У генерала Корнилова еще была надежда получить помощь от горцев Кавказа; туда были посланы офицеры с поручением войти в связь с лицами, стоявшими во главе, горских народов, и набирать добровольцев.
Эта же задача была дана генералу Эрдели, находившемуся в Екатеринодаре для связи с Кубанским правительством и атаманом.
Около 20 Января (2 Февраля) генерал Эрдели прислал телеграмму, что он пргёзжаетъ в Ростове вместе с князем Девлет Гиреем, который обещает выставить до десяти тысяч черкесов.
Князь Девлет Гирей, приехав в Ростов, подтвердил генералу Корнилову предложение им сделанное генералу Эрдели, указав, что в течение двух недель он обязуется выставить две тысячи черкесов, а остальные им будут выставлены в течение 1 ½ — 2 месяцев.
Но за это, кроме вооружения и довольно значительного денежного содержания для выставляемых черкесов, он просил выдать ему единовременно около миллиона рублей.
Было очень сомнительно, чтобы князь Гирей был в состоянии выполнить свое обещание, но генерал Корнилов считал, что рискнуть надо.
Генерал Алексеев категорически отказал в выдаче столь значительной суммы денег; он сказал, что совершенно не верит в выполнимость этого проекта, но, что если генерал Корнилов все же хочет рискнуть, то он на это может дать всего двести тысяч рублей.
Кн. Гирей не согласился и обиженный уехал в Екатеринодар.
Как показали последующие события, этот проект не был бы осуществлен и привел бы не к усилению черкесами Добровольческой армии, а, в лучшем случае, только к тому, что вооруженные черкесы, оставаясь в paйoне своих аулов, оказали бы на местах у себя более упорное сопротивление большевикам.
К концу Января (началу Февраля) большевики заняли Батайск, угрожая этим непосредственно Ростову, а на западе ими был занят Таганрог, и они стали и с этой стороны продвигаться к Ростову.
С севера нажим большевиков, вдоль железной дороги от Воронежа в направлении на Новочеркасск, сталь также увеличиваться.
Появились конные части большевиков со стороны Донецкого бассейна и определилась угроза в направлении на Новочеркасск и Ростов.
Положение становилось все более и более серьезным; круг замыкался.
Генерал Корнилов считал, что дальнейшее нахождение Добровольческой apмии в Ростовском районе - бесполезно; что развалившееся Донское казачество не может оказать серьезной поддержки, а мы не в силах спасти его от большевиЕОьъ; что необходимо двинуться к Екатеринодару на соединение с добровольческими частями, там формировавшимися, и с Кубанскими частями, не перешедшими на сторону большевиков. Казалось, что Кубань может избегнуть поголовной большевистской заразы.
Донской атамань, генерал Каледин, чувствуя всю серьезность положения и сознавая, что без Добровольческой армии он не в силах отстоять Дон от большевиков, проектировал сосредоточить главные силы Добровольческой армии к Новочеркасску.
Генералы Алекеев и Корнилов против этого возражали, указывая, что тогда мы потеряем Ростов и Добровольческая армия попадет под Новочеркасском в ловушку; что этим мы не поможем Дону, а начатое дело погибнет.
26 Января (8 Февраля) генерал Калединъ прислал телеграмму, прося генералов Алексеева и Корнилова немедленно приехать в Новочеркасск, чтобы присутствовать на заседании, которое он устраивает, вечером того же дня, с членами Донского правительства и Донского круга, вернувшимися после объезда станиц.
Генерал Каледин указал в телеграмме, что этому совещанию он придает чрезвычайное значение и что на нем должен быть принять план дальнейшей борьбы с большевиками.
Но положение под Ростовом было настолько серьезно, что ни генерал Корнилов, ни генерал Алексеев не сочли возможным выехать в Новочеркасск.
Поехал я — как их представитель.
На заседание были приглашены и Московские общественные деятели.
Доклады, сделанные на заседании председателем Донского правительства и членами Донского круга, обрисовали очень тяжелую картину.
Дон окончательно разваливался, и спасти положение было трудно.
После моего заявления о невозможности что-либо дать из состава Добровольческой армии для непосредственной обороны Новочеркасска, а что, наоборот, генерал Корнилов просит, возможно скорей вернуть ему офицерский батальон, большинство присутствующих на заседании высказалось в том смысле, что удержать Новочеркасск будет невозможно и что атаману, с правительством и войсковым кругом, надо переехать немедленно в район еще крепких и стойких станиц, расположенных по р. Дону, и там постараться заставить казачество откликнуться на призыв атамана.
Указывалось на то, что Новочеркасск слишком на отлети, что непосредственное общение атамана со станицами может исправить дело.
Генерал Каледин выслушал всех говоривших, а затем определенно заявил, что оставлять Новочеркасск он не может; что он считает недопустимым атаману бежать из столицы Донского края и скитаться по станицам; если ничего не выйдет, то он погибнет здесь, в Новочеркасске.
После этого он закрыл заседание и мы разошлись по домам.
Вернувшись на другой день в Ростов, я доложил генералу Корнилову, что, по моему впечатлению, генерал Каледин потерял веру в возможность что-либо сделать для спасения положения.
29 Января (11 Февраля) была получена телеграмма, что генерал Каледин застрелился.
Не выдержал старый и честный Донской атаман, так горячо любивший Poссию и свой Дон, и так веривший прежде донцам!
Смерть атамана встрепенула на некоторое время Дон.
Старики казаки громко заявили, что они повинны в смерти любимого атамана и что долг всех казаков, хоть после смерти атамана, выполнить его призыв и стать на защиту Дона от большевиков.
Примолкла временно и молодежь.
В Новочеркасск тысячами стали стекаться донцы для формирования новых частей.
Казалось, что Дон ожил.
Но, в значительной степени, вследствие того, что штаб Донского войска оказался в это время не на должной высоте (не давали помещений для размещения прибывающих казаков; не наладили довольствие горячей пищей, не сумели наладить организационные вопросы), скоро подъем прошел и казаки стали опять расходиться и разъезжаться по станицами…
(Лукомский А. Из воспоминаний // Архив русской революции. М. : Терра, 1991. Т. 5-6. С. 146-149).
Зенков И., 11-го февраля 1931 г. Париж:
11-го февраля 1918 года, т. е. 13 лет тому назад, первый выборный Войсковой Атаман Войска Донского генерал-от-кавалерии Алексей Максимович Каледин выстрелом из револьвера прекратил работу своего сердца, полного любви к родному Дону, к казачеству, в то время, когда разум и вся тогдашняя обстановка говорили о том, что начатая им по настоянию самого казачества борьба с большевиками проиграна, что донские казаки не только в отношении своего выборного Атамана, но и в отношении себя самих не выполнили принятых сознательно и добровольно обязательств.
То, чего не могли сделать настойчивые приказы и призывы Войскового Атамана А. М. Каледина — с оружием в руках встать на борьбу с большевиками — сделало гулкое эхо Калединского выстрела и... время. Спустя всего лишь полтора-два месяца после этого, Донские казаки вспомнили о принятом ими самими решении, вспомнили о наказе, данном своему Атаману, и на борьбу с большевиками поднялось все казачество от мала до велика, поднялось всем миром. Началась упорная, жестокая, не на жизнь, а на смерть борьба... В этой борьбе казачество понесло неисчислимые жертвы и людьми и материальными благами: за годы борьбы выросли десятки тысяч новых казачьих могил на Дону, Кубани, Тереке, Урале и на бесчисленных фронтах; безвестными могилами отмечен путь Уральцев от Гурьева до Персии по безводному Каспийскому побережью; кровью оренбурцев орошена Кар-караклинская степь, которую они должны были пройти в студеную зиму 20-го года на протяжении 550 верст; сожженные во всех Казачьих Войсках в большом числе станицы и хутора; полное во многих местах уничтожение казачества; десятки тысяч казаков вынуждены были покинуть свои родные края и искать, рассыпавшись по всем странам Mиpa, приют и кусок горького хлеба изгнания на чужбине; другие десятки тысяч казаков сорваны «победителями» с насиженных мест, от близких и родных, и брошены узниками в холодные Соловки, далекий Нарымский край, отдаленные местности Сибири и рассажены по русским тюрьмам; кто остался в казачьих краях и за кем нельзя было не только найти, но и придумать какой либо вины, тех также не оставили в покое: их храмы закрыли или закрывают, запрещены богослужения на открытом воздухе, запрещен церковный благовест, «власть» прилагает все усилия к разрушению и разложению семьи, состоящими в браке считаются не только зарегистрированные властью, но и фактически сожительствующие, не венчавшиеся даже и вокруг ракитова куста. Разрушена школа, а воспитание базируется на основах безверия, развращающих и отравляющих детскую душу, ненависть и материализм самого грубого качества заменяют любовь к близким, милосердие и сострадание. В хозяйственной жизни личная инициатива — преступление, влекущее за собою налоги в таких размерах, что для уплаты их не хватает всего имущества посмевшего проявить инициативу. В данное время все усилия соввласти направлены к тому, чтобы все индивидуальные хозяйства уничтожить и образовать коллективные хозяйства — колхозы. Неизвестно, чем окончится этот в планетарных размерах (предположено околхозить до 120 миллионов десятин земли) опыт замены индивидуальных хозяйств коллективными, но уже и сейчас ясно видно, что даже начало его сопровождается колоссальной и трудно восстановимой потерей инвентаря (скот или режут или он гибнет от нежелания ухаживать за ним — чтобы не достался коммунистам, а мертвый инвентарь из тех же соображений приводится в негодность). О гражданских свободах и правах личности в советской жизни бесполезно вспоминать и думать: там не осталось и призрака их.
В день годовщины будут отслужены панихиды по вождям и героям казачества не только здесь — в Европe, но и в Азии, Африке, Америке, Австралии — везде, гдe живут более или менеe значительные группы казаков. Везде, кроме родных казачьих краев, всюду — только не на дорогих нам могилах наших вождей и героев. Там о них если и можно вспомнить, то только про себя. Из-за чего же началась борьба казаков с большевиками, за что погибли вожди казачества, память которых нами чествуется сегодня, за что именно приносилось и приносится столько жертв, к чему стремимся мы, находящееся в изгнании, о чем мечтают наши братья-казаки, оставшееся в родных краях?
Ответ на все эти вопросы один: с октября 1917 года наша цель, наша задача остается неизменной — свержение большевицкой власти, освобождение наших казачьих краев и России и от ига III интернационала. Мы желаем, во-вторых, чтобы казачьи края, составляя неразрывную часть России, своими местными делами ведали сами через своих выборных Атаманов, через Круги, Раду. Об этом казачество весьма единодушно заявило с первых дней революции. Эти два основных положения — спасение России или освобождение ее от большевиков и организация в казачьих областях своего казачьего управления — явились тем, за что началась и велась два года, да, в сущности, еще и продолжается, борьба с большевиками. Временное забвение казаками этих положений, наивная вера в то, что с большевиками можно до чего-то договориться, что они не станут вмешиваться в местные казачьи дела, привели к гибели в неимоверно тяжких условиях вождей — Каледина, Назарова, Богаевскаго, Караулова и других, знавших, что без осуществления основных положений казачество не сможет жить, что забвение этих положений временное, скоро преходящее... И они были правы. Казаки не только вспомнили, но восстали, сами начали борьбу с большевиками и вели ее с оружием в руках более двух лет. В этот период борьбы, как и в период с марта 1917 года до захвата власти в казачьих областях большевиками, казаки провели в жизнь второе свое основное положение: в своих областях не только местными делами, но и борьбой с большевиками ведали их выборные Атаманы, Круги, Рада. Жизнь показала, что казаки вполне удовлетворительно справлялись со всеми вопросами местного характера.
Много причин того, что борьба с большевиками закончилась неудачей — не место и не время их сейчас вспоминать.
Казаки, не желавшие примириться с победой большевиков, ушли в изгнание. Число их было бы несравненно большим, не будь условия оставления родной земли столь кошмарными. Вспомните только эвакуацию Новороссийска, оставление
Уральцами, Оренбурцами и казаками других Войск своих краев...
Ушедшие в изгнание казаки сорганизовались в местах своего невольного жительства в привычные бытовые организации — станицы и хутора, образовали Казачий Союз, в который входит теперь около 150 организаций, сплотились вокруг своих Атаманов. В уставе Казачьего Союза и его программе, совпадающей с программой Объединенного Совета Дона, Кубани и Терека, подробно перечислены цели и задачи, которые в основе сводятся к освобождению Poccии и Казачьих Краев от большевиков, сохранение казачества и казачьих краев, установление в них yпpaвлeния через Выборных Атаманов и Круги, Рады, сохранение казачьего быта и традиций. Но программа существует не только для внутреннего, но, главным образом, для внешнего употребления. Нам, казакам, однако, не нужно открывать и читать ее, нам достаточно лишь знать, что знамя Казачьего Союза: А. М. Каледин. Для казака с именем А. М. Каледина связано представление о всем лучшем, благородном, честном, обо всем том хорошем, что было восстановлено из далекого прошлого казачества, что было установлено нового лучшими людьми казачества — его представителями на съездах, Кругах, созывавшихся после февральской революции. Программа казачества не была составлена сразу — части ее создавались в виде ответов на отдельные запросы жизни и этот период творчества именуется Калединским, а лица, работавшие с А. М. Калединым и позже проводившие многое из нее в жизнь — калединовцами. М. П. Богаевский, А. М. Назаров, полк. Чернецов — сотрудники А. М. Каледина — калединовцы на Дону, а М. А. Караулов, А. И. Дутов, Бардиж — соратники в общеказачьих делах.
Мы не имеем возможности увековечить память своих вождей монументами, да и ставить то их пока нам негде. Лучшим увековеченьем памяти наших вождей будет проведение в жизнь того, за что они боролись и погибли, а до осуществления этого сохраним заветы их в наших сердцах и пусть не только на фронтоне Казачьего Союза, но и в сознании каждого отдельного казака укрепится мысль, что наше казачье знамя: А. М. Каледин.
(Зенков И. А. М. КАЛЕДИН // Родимый край. – 1931. - № 2. – С. 7-11).
Каледин А. М.: биографическая справка и литература
Каледин А. М.: свидетельства современников. Часть 1-я
Каледин А. М.: свидетельства современников. Часть 2-я
Каледин А. М.: исследования военных историков. Часть 1-я
Каледин А. М.: исследования военных историков. Часть 2-я
Каледин А. М. в культуре: поэзия
Каледин А. М. в культуре: изобразительное искусство
Каледин А. М.: фотогалерея
Наталья ЗАЙЦЕВА