А. В. Венков

Роман Петрович Кумов

Роман Кумов, казак все той же станицы Казанской, профессиональный писатель, автор сборников рассказов и лауреат литературной премии за пьесу «Конец дома Коростомысловых», жил и трудился в станице Усть-Медведицкой. В армии он не служил и в первой мировой войне не участвовал, но политикой и развернувшейся на Дону и в России борьбой очень интересовался. «Что-то на Дону зловеще, как перед грозой, — писал он 23 ноября 1917 года. — А? Вы этого не чувствуете? Я уже начинаю думать, что если не будет Учредительного собрания, всем нам, казакам, придется садиться на коней... Время необыкновенное, удивительное...» Писать о нем можно много. Удивительный был человек.

Роман Петрович Кумов родился 25 ноября 1886 года. Закончил Новочеркасскую духовную семинарию и уехал в столицу, где поступил в университет. Писать начал рано, сотрудничал в 6 журналах. Его приглашали в газету «Слово» заведовать литературным отделом, но он отказался. Первая книга рассказов «Бессмертники» вышла в 1907 году и выдержала 5 изданий. По окончании университета Р. П. Кумов жил в Усть-Медведицкой. Юрист по образованию и адвокат по профессии (ни разу не вел ни одного частного дела), он занимался литературным трудом.

Когда началась первая мировая война, в армию его не взяли по причине слабого здоровья. Он продолжал писать и периодически ездил на переосвидетельствования как «белобилетник». В 1916 году он победил на конкурсе им. Островского, представив пьесу, над которой работал три года. В 1917 году издательству «Свобода» была передана рукопись романа «Золотые жезлы (Тюльпаны)», которая была издана уже в Советской России.

Революционные события были восприняты Кумовым, естественно, не с «классовых позиций»: «Теперь, когда самоопределение — принцип и высшая мудрость устроения общественной жизни, грех было бы нам, уроженцам гордого, свободолюбивого Дона, не заявить всем о существовании Дона. Ведь, в сущности, о существовании Дона не знают даже те, кто живет сейчас на берегах географического Дона...» — писал он в частном письме в 1917 году5.

Началась гражданская война, и проблемы самобытности, самоопределения отошли для Кумова на второй план. «Я пережил это время очень больно, как все конечно; поскольку позволяла физическая возможность, работал, — писал он 18 июня 1918 года. — Главная задача моей теперешней работы — пробудить и поддержать, насколько можно, в впавшем в смертное безразличие русском обществе дух веры в себя и в свои судьбы».

Зимой 1918-1919 года, спасаясь от наступавших большевиков, Кумов пешком ушел из Усть-Медведицкой в Новочеркасск (он и раньше мог, восхищенный красотами края, сойти на полпути с парохода и пешком идти несколько десятков верст до станции назначения, но тогда было лето). Уже в Новочеркасске он был ограблен, раздет, заболел тифом и умер в лазарете 20 февраля (5 марта) 1919 года.

Похоронен он был с почестями. Войсковой Круг «почтил» его «национальным погребением». «Донская волна» в № 10 от 3(16) марта 1919 года опубликовала отрывки из последних его произведений: «И завыли немногочисленные оставшиеся люди по-звериному, погибая от крови, голода и мора... Зазвонили сами колокола на Москве, в Киеве, и на Почайне, и у Черкасска, и на хуторах. И была в тот год Пасха среди лета...»

Стала создаваться легенда. «Донская волна» сообщила, что свой последний неопубликованный роман «Пирамида» Кумов перед уходом зарыл в родной станице. «Будем читать и плакать, ибо автор уже все свершил, и казак-писатель погребен с воинскими почестями, как не хоронили ни одного русского писателя».

Федор Дмитриевич Крюков в том же выпуске «Волны» писал о Кумове: «Это был человек мысли тонкой и проникновенной, это был человек чувства, широкого чувства любви ко всему живущему, к человеку и человечеству... Незабываемым словом умел выразить это Роман Кумов. И долго будет жить на свете его прекрасное слово. Оно будет учить детей казачьих сознательной любви к родному краю, будет воспитывать в них те возвышенные, облагораживающие навыки, понятия и чувства, которые человека от зоологического уровня поднимают до образа и подобия Божия... Любил он Россию, несчастную, страдающую, растерзанную... С мягкой грустью любил помечтать о том светлом, прекрасном, что осталось там «за рубежом», в Москве...

Но паче всего и всего беззаветнее любил он край родной, его степную красоту самобытности, любил родное казачество». И там же Ф.Д. Крюков процитировал Романа Кумова, его «Бессмертники»: «Если бы не было цветов, вся земля тянулась бы скучная и сырая, и не было бы на ней никогда веселой душистой весны. Никогда не было бы букетов, разноцветных и пахучих. С которыми люди с давних пор приходят в церковь в зеленый день Троицы... Никогда бы не клали на холодный заснувший лоб печальных, трогательных, угасающих венков из живых цветов, и глубокая любовь была бы бессильна в своем порыве — излиться до конца, до края в сильном и глубоком образе… Но они недолговечны».

Впоследствии эмигрантский журнал «Казачий путь» уточнил: после смерти Кумова остались два тома рассказов - «Малаша с Перекопских гор» и «Ясмень-трава», пьеса «Пирамида» в 4-х актах (Пирамида — гора возле станицы Усть-Медведицкой) и комедия «Бабка». Осталось «произведение редкой литературной ценности — законченный роман «Святая гора», над которым покойный работал несколько лет». Остались еще «Материалы по истории Дона».

Казаки-эмигранты отрицали причастность Кумова к написанию романа «Тихий Дон» (вопрос этот за границей тоже вставал): «Что касается Р.П. Кумова, которого тоже впутывают в эту легенду, то и Кумов такого романа писать не собирался. Есть у Кумова незаконченный роман «Пирамиды», тоже из жизни донских казаков, но он не опубликован и хранится в Берлине по сие время», — писал Д. Воротынский в журнале «Станица». Неясно только, как назывался незаконченный роман — «Пирамиды» или «Святая гора»?

А заимствования у Кумова, как нам кажется, все же были. И относятся они к четвертой книге «Тихого Дона», написание которой затянулось на 10 лет.

В январе 1919 года Р. Кумов успел опубликовать в «Донской волне» рассказ «Малый огонь» — о бое в Усть-Медведицком округе, когда казаки опрокинули в Дон занявший Усть-Медведицкую станицу красногвардейский отряд (дело было в мае 1918 года). «Они бросились вплавь через весеннюю разлившуюся реку. В них стреляли с берега, как в настоящую великолепную дичь!... Из 52 человек до противоположного берега доплыл один матрос, да и тот вышел из воды, сел под вязовый куст и застыл...».

Очень похоже на бой под Вешенской: «Слабые духом, побросав винтовки, пытались перебраться вплавь. Их расстреливали залегшие возле прорвы повстанцы. Много красноармейцев потонуло, не будучи в силах пересечь Дон на быстрине. Только двое перебрались благополучно: один, в полосатой матросской тельняшке, — как видно, искусный пловец — головой вниз кинулся с обрывистого берега, погрузился в воду и вынырнул чуть ли не на середине Дона. Прячась за разлапистой вербой, Григорий видел, как широкими саженками матрос доспевал к той стороне. И еще один переплыл благополучно» (ч. 7, гл. II). Но стиль, как видим, совсем не тот.

Венков А. В. «Тихий Дон» : источниковая база и проблемы авторства. Ростов н/Д. : Терра, 2000. С. 389-392.