ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2000-й

История Войска Донского

"ПЕРВАЯ" ЦАРСКАЯ ГРАМОТА ДОНСКИМ КАЗАКАМ

3 января 1570 г. Иван IV, отправляя своего посланника Ивана Петровича Новосильцева со специальной миссией к султану Оттоманской Порты Селиму II, вручил ему грамоту, адресованную "...на Донец Северский, атаманом казатцким и казаком всем безотмены" [1. – С. 1-2]. Январская грамота московского государя донцам- первая из дошедших до нас.

И до 1917 г., и в советский период исследователи привлекали первую царскую грамоту как источник для характеристики как московско-донских, так и турецко-казачьих отношений [2. – С. 45; 3. – С. 128-130; 4. – С. 81-82; 5. – С. 172; 6. – С. 117-118; 7. – С. 695-696]. Тем не менее, в отечественной историографии не было ни одной специальной работы, посвященной этому по-своему уникальному документу.

Между тем, 3 января 1570 г. было в какой-то степени символической датой в истории донского казачества. Исследователи казачьей истории (и дореволюционные, и советские) рассматривали ее как некую точку отчета Войска Донского. В. М. Пудавов писал "когда же Иоанн IV... сколько известно по сохранившимся в актах упоминаниям стал писать к донцам грамоты от своего царского имени... тогда союз донских станиц облекся в войсковое (корпоративное) достоинство политического значения..."

Советский военный историк Е. А. Разин заключил, что в 1570 г. "казачьи юрты объединились в Великое Войско Донское, представляющее собой военную общину, насчитывающее в различное время от 5 до 20 000 человек" [5. – С. 229-230]. В 1870 г. на государственном уровне торжественно отмечался 300-летний юбилей Войска Донского. Очевидно, что считать царскую грамоту единственным аргументом для доказательства формирования войсковой организации у казаков нельзя. Среди ученых-казаковедов нет также единства в мнении по поводу зарождения Войска Донского как военно-политической структуры [8. – С. 67-68].

Более того, текст грамоты не содержит никакого "признания" казачьего Войска, поражает своей обыденностью. Из текста видно, что казаки для московского государя - давние "знакомые". "Послали есмя для своего дела в Азов Ивана Петровича Новосельцева и где учнет Вас (казаков - С. М.) для нашего дела посылати или по вестем для береженья, на кои места велит вам с собою идти, и вы бы Ивана во всех наших делах слушали безо всякого ослушания, тем бы есте нам послужили, а мы вас за вашу за вашу службу жаловати хотим" [1. – С. 1-2]. И более ничего... Грамоты подобного рода донцы в большом количестве будут получать и после 3 января 1570 г. До январской грамоты о донских казаках в Москве не просто знали, а имели с ними тесные военно-политические отношения. Донцы участвовали в присоединении Казанского и Астраханского ханств, в боях на театрах Ливонской войны. Военные действия казаков были отражены в русских летописях [9. – С. 266, 269, 271-275, 277, 281, 286, 315, 318-326].

Все вышеназванные факты, а также "рабочий" стиль послания 3 января 1570 г. позволяют предположить, что оно не открывало переписку московских государей и казачьих атаманов. Но его ценность в том, что это - первая из дошедших до нас царских грамот, источник, позволяющий более полно реконструировать картину политических отношений внутри треугольника Московское государство - донское казачество - Османская империя.

Появлению грамоты предшествовало решение о подготовке дипломатической миссии в Турцию во главе с И. П. Новосильцевым. Идея посольства в Оттоманскую Порту через земли донских казаков возникла в 1569 г., во время тяжелых испытаний для московско-турецких отношений.

В 1569 г. турецко-татарское войско, ведомое пашой Касимом, совершив поход от Азова к Переволоке, подошло к недавно присоединенной к Московскому государству Астрахани. Потерпев под Астраханью неудачу, войско Касима отступило с "великой печалию и срамотою своею, ничтож знаменитого показавшие" [2. – С. 36-41]. Тем не менее "турецкий марш" Касима вызвал крайнее беспокойство у Ивана Грозного и его окружения. Занятое на театрах Ливонской войны, Московское государство желало обеспечить себе крепкие тылы на юге. Поэтому никакого преследования отступающих турок и татар не предпринималось. Наоборот, царь начал искать пути примирения с Портой, напоминать в дипломатической переписке об "извечной дружбе". Для нового посольства в Турцию был и благовидный предлог- поздравление султана Селима II с вступлением на престол. Хотя Селим стал падишахом еще в 1566 г. дипломатических отношений с ним не было. А потому уже в октябре 1569 г. царь с боярами отметили, что "Селим II салтан на государстве своем учинился, о том Россию не известил и рать свою на Астрахань послал". Но так как между Портой и Москвой со времени Ивана III и султана Баязида II были "дружеские отношения", то было решено исправить недавние дипломатические ошибки [6. – С. 117]. Возглавлять посольство было поручено опытному дипломату - И. П. Новосильцеву. В 1564-1565 годы. он вел переговоры с кабардинским князем Темрюком Идаровичем [4. – С. 383, 397].

Впоследствии И.П.Новосильцев стал начальником Печатного приказа. В составе посольства были сын главы миссии, подьячий Постник Износков, татарин Девлеткозя и кречетник [12. – С. 369]. Посол должен был вручить Селиму II царский подарок- 40 штук соболей, рыбий зуб и красных кречетов. Послу был дан секретный наказ, в котором содержались рекомендации о ведении переговоров с султаном, визирем, ответы на вопросы об отношениях с казаками (выделено мной - С. М.). И. П. Новосильцев вез с собой несколько грамот султану, где говорилось, что "мол, лихие люди меж нас с тобой ссору чинили"[6. – С. 118].

Несмотря на то, что донские казаки (как и король Речи Посполитой) назывались главными противниками московско-турецкой "дружбы" русский государь очень рассчитывал на помощь "степных рыцарей", поскольку путь посольства лежал через Рыльск и Азов, казачьи земли. В наказе послу Иван Грозный сообщал, что велел послать своего дипломата "к турскому салтану, а проводить его из Рыльска велел к Азову Мише Черкашенину, а с ним атаманом и казаком. А которых атаманы и казаки с Мишею посланы, и тем атаманом и казаком государево жалованье : денги, и сукна, и селитра, и свинец, для тое посылки дано". Более того царь "наказывал" использовать казаков в качестве вспомогательной силы "посольства", чтобы "как ож даст Бог Иван (И. П. Новосильцев - С.М.) близко Азова будет в ближних зимовищах атаманских, и ему мишиных товарыщов (казаков М. Черкашенина - С. М.) послати к азовскому диздарзеферю про себя сказать, что он от великого государя царя всея Русии идет к брату его и другу к Селим салтану" [1. – С. 1]. Текст наказа следовало довести до сведения казаков. Вслед за наказом Иван IV написал и первую дошедшую до нас грамоту "атаманом казатцким и казаком все безотмены". Ставка на казаков в столь ответственном дипломатическом мероприятии была полностью оправдана. Казаки внесли свою достойную лепту в Астраханскую "конфузию" паши Касима.

20 сентября 1569 года, по сообщениям самих же турок, "русские люди" организовали в крепости Азов "поджог зелья". На наш взгляд, поджог-дело рук именно казаков (турки ведь и до 1569 г. и после называли казаков "русами") [4. – С. 347]. О столкновениях казаков и османов в период завершения "астраханской эпопеи" свидетельствуют и польские источники [4. – С. 347].

Как видим московская дипломатия использовала в отношении казаков двойной стандарт. В переговорах с султаном о них было необходимо говорить исключительно как о "лихих" людях, мешающих великой дружбе великих держав. Вместе с тем, как точно отметил С. М.Соловьев, казаки выполняли в Диком поле две важные для Москвы функции - "противодействие хищным азиатцам" и помощь дипломатическим миссиям [7. – С. 695].

Без казаков влияние Москвы в Диком поле было бы незначительным. Московские государи были готовы всемерно поддерживать казачьи военные мероприятия, проходившие в русле их политики. Однако опасное соседство не давало казакам простора для дипломатического маневра, который был у Москвы. А потому на Дону не поспевали за изменениями в отношениях Порты и русских государей и зачастую предпринимали акции, которые провоцировали конфронтацию двух держав-соседей. Но московским дипломатам было очевидно, что не будь строптивых казаков в Диком поле, опустошительные набеги наподобие татарского похода 1571 года, захлестнули бы Россию. А потому казаков были готовы "жаловать" за верную службу.

Итак, 3 января 1570 года царем была написана грамота казакам. Посольство отправилось в путь. Документ, под которым стояла подпись московского государя, был по сути своей приказом для донцов - "без всякого ослушания" выполнять все поручения царского посланника, действовавшего от имени Ивана IV.

Текст грамоты, на первый взгляд, дает лишний аргумент для доказательства тезиса о службе казаков русским государям, начиная с XVI века. Но выполнили ли казаки царское поручение?

Предоставим слово И. П. Новосильцеву. В его Статейном списке говорится: "а со мною донских атаманов и казаков идет для береженья немного: иные атаманы и казаки со мною не пошли, и твоей грамоты не послушали" [13. – С. 63].Как видим, казаки не подчинились царской воле и не считали царскую грамоту чем-то обязательным для исполнения.

Некоторую поддержку посольству донцы оказали не из альтруистических соображений, поскольку были также заинтересованы в сильном союзнике в своей перманентной степной войне. Ослушавшись царской грамоты, казаки не боялись гнева московского государя, прекрасно понимая его заинтересованность в них. Последующая активизация казаков на морских и степных театрах (среди их акций было и взятие азовского посада Топрак-кале), идущая вразрез с внешнеполитическими устремлениями Москвы подтверждает независимость казаков от государственной власти, их военно-политическую самостоятельность.

Первая известная исследователям царская грамота на Дон невелика по объему. Тем не менее информация, содержащаяся в ней в сопоставлении с другими источниками (прежде всего статейным списком И. П. Новосильцева) позволяет дополнить картину политических взаимоотношений Московского государства и казачества Дона на заре их становления, является подспорьем в определении их специфики.

Грамота, написанная Иваном Грозным, 3 января 1570 года, представляет интерес для изучения российской дипломатии эпохи позднего средневековья и, прежде всего, московско-турецких отношений.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Акты, относящиеся к истории Войска Донского, собранные генерал-майором А. А. Лишиным. — Новочеркасск: Тип. А. А. Карасева, 1891.— Т. 1.
2. Бурдей Г. Д. Русско-турецкая война 1569 г. — Саратов: Изд-во Саратов. Гос. ун-та, 1962.
3. Мининков Н. А. Донское казачество на заре своей истории. — Ростов н/Д., 1992.
4. Мининков Н. А. Донское казачество в эпоху позднего средневековья (до 1671 г.). — Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 1998.
5. Пудавов В. М. История Войска Донского и старобытность начал казачества.- Новочеркасск. Тип. К.М.Минаева., 1890. — Вып. 1.
6. Смирнов Н. А. Россия и Турция в XVI-XVII в.в. // Ученые записки МГУ. — 1946. — Вып. 94. — Т. 1.
7. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. — М., 1960. — Т. 6. — Кн.3.
8. Разин Е. А. История военного искусства. — М., 1961. — Т. 3.
9. Пронштейн А. П. Мининков Н. А. Крестьянские войны в России в XVII-XVIII веках и донское казачество. — Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та,1983.
10. Полное собрание русских летописей. Патриаршая или Никоновская летопись. Т. 13. 1-я половина. — М., 1965.
11. Мавродин В. В. Русское мореходство на южных морях с древнейших времен до XVI века включительно. — Симферополь: Крымиздат.1955.
12. Садиков П. А. Поход татар и турок на Астрахань в 1569 г. // Исторические записки. — М., 1947. — № 22.
13. Путешествия русских послов XVI-XVII в.в. Статейные списки. М.; Л., Изд-во АН СССР. —1954.
14. Маркедонов С. М. Морские походы донских казаков в XVI в. // Станичник. — 1993. — 12 марта.