ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 1998-й

Жизнь и творчество донских писателей

См. также: Айрумян А. Память сберегла (о П. Яковлеве)

В. П. Яковлев

ОТЕЦ

Полиен Николаевич Яковлев (1883-1942)

Мои самые первые воспоминания об отце относятся к осени 1936 года, когда мне только пошел четвертый год. Папа был в это время тяжело, почти безнадежно болен, лежал в клинике мединститута, ждал операции. Мама дни и ночи проводила тоже там, в клинике, а меня оставляла у соседей.

Помню холодный, пасмурный день. Мама укутала меня в шубку, сверху повязала своим большим серым платком, и мы пошли с ней в клинику к отцу. Детей к больным обычно не пускали, но меня разрешили привести, потому что это могло быть вообще нашим последним свиданием с папой.

В клинике мне стало страшно: бесконечные, молчаливые коридоры, тусклый дрожащий свет ламп. Но вот на меня надели маленький белый халатик и ввели в палату, где лежал отец.

— Папа!

Лицо отца, до того казавшееся мне совершенно неподвижным, вдруг озарилось такой нежностью, таким светом, что я и не заметил, как это вначале испугавшее меня огромное и незнакомое здание, сразу перестало быть и страшным, и чужим. Со мной был мой папа, он улыбался мне, говорил что-то очень ласковое и очень смешное, изображал пальцами косолапого мишку и серого волка, и я смеялся — такой счастливый и довольный! Смеялся и папа. Смеялся, я ведь знал, что завтра операция, которая — этого не могли скрыть даже врачи — оставляет ему на жизнь последний, очень малый шанс.

И все же он выжил тогда, выжил вопреки, казалось, самой медицине.

Еще слабыми, неокрепшими после болезни руками вырезал и раскрашивал папа елочные игрушки, готовил для меня елку. Некоторые из этих игрушек до сих пор сохранились в нашем доме.

А потом, уже летом, мы ездили на море в Коктебель. Рядом с Домом творчества писателей, где мы отдыхали, находился пионерский лагерь. Отец любил детей, его везде окружали ребята. Он затевал с ними какие-то игры, читал у костра главы из своих книг - "Первого ученика", "Девушки с хутора" — рисовал для лагерной газеты веселые, смешные картинки. Там же, в Крыму, он написал и несколько больших, настоящих пейзажей маслом. Один из них сохранился у меня: спокойное, утреннее море - далеко, за горизонт, уходит гористая кромка берега, сквозь волнистые барашки-облака пробивается солнце. А по вечерам я чаще всего видел отца в концертном зале, за роялем - Шопен, Шуман. Рахманинов...

Но больше всего мне вспоминается отец дома, в нашей квартире на Горького. Его рабочий день обычно продолжался до глубокой ночи. За письменный стол он садился вечером, лишь едва отдохнув после работы в редакции. Свет в окне отцовского кабинета не гас до двух часов ночи. Закончив писать, он не спешил в постель. Отодвинув рукописи, принимался за письма. А затем непременно — за книгу, надолго еще погружаясь в чтение. Утром, когда отец уже был на работе, я часто видел на его столе раскрытую книгу или журнал.

Так было до войны...

В октябре 1941 года мы эвакуировались из Ростова. Первую военную зиму жили в Минеральных Водах. Отец работал там в местной газете, а ночами писал свои книги. Эти книги были тоже о войне. Повесть "Рождение отряда" была издана небольшим тиражом в Пятигорске весной 1942 года. Сейчас ее, пожалуй, можно найти только в крупнейших библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга. Небольшая по объему, эта повесть примечательна тем, что ее автор одним из первых в советской литературе написал о партизанах Великой Отечественной войны. Героями и этой книги П.Н. Яковлева были старшеклассники-комсомольцы. Судьба второй книги отца — романа "В родном городе" — большого романа о комсомольском подполье, о борьбе юных патриотов с оккупантами — трагична: в здание типографии, где эта книга была в наборе, попала фашистская бомба, рукопись же романа сберечь не удалось.

Что сохранил я в памяти о последних, самых трудных и самых жестоких днях жизни моего отца? Летом 1942 года, возвратившись ненадолго из Минеральных Вод в Ростов, отец по заданию обкома партии поехал в станицу Романовскую, где ему довелось редактировать районную газету. Вместе с отцом поехали и мы с мамой.

Фронт приближался с каждым днем. В конце июля пал Ростов. Пришлось и нам, в общем потоке беженцев, двигаться на восток, ища выхода из кольца фашистов.

Как сейчас вижу перед собой выжженную степь, нескончаемые вереницы телег беженцев. Зарево пожаров, пикирующие бомбардировщики с черными крестами на крыльях, отвратительный вой бомб.

Но рядом с отцом мне не было страшно. Он всегда был спокоен, бодр. К еде еле прикасался — оставляя для меня и для мамы. Не знаю, спал ли он вообще — и это несмотря на свои 59 лет. на больную ногу, на открывшийся процесс в легких.

Однажды утром стало известно — линия фронта обогнала нас, и дальше отступать некуда: кругом немцы. К полудню нас остановили мотоциклисты — зондеркоманада СД, профессиональные убийцы. Девятнадцать человек из нашего обоза, — среди них почти все женщины и дети — они здесь же, на глазах у остальных, вывели на обочину и расстреляли. Только за то, что они были евреями.

Потом они подошли к нашей телеге.

— Паспорт!

Отец неспеша отыскивает документы, но прежде чем отдать их в руки долговязого верзилы, вдруг как бы невзначай роняет вожжи на землю.

— Поднимите! — говорит он так спокойно и повелительно, что фашист быстро и старательно поднимает концы запутавшихся у колеса вожжей и протягивает их отцу.

— Зачем ты это сделал? — спросила мама, когда гитлеровцы отошли от нас, — Ведь он же мог...

— Да, мог. Но пусть он знает, что я не боюсь его и, что все мы их не боимся.

Да, он не боялся фашистов, он их презирал.

Оккупанты заставили нас вернуться в Ростов. Жуткое зрелище представлял город. Груды развалин, черные от дыма, обгорелые остовы зданий, изрытые воронками бомб улицы. А на улицах, когда-то таких красивых и нарядных — ни единой души. Лишь солдаты со свастикой на рукаве.

Советский писатель, отец знал, что ждет его в городе, где хозяйничают фашисты. Но и в эти дни, буквально накануне своей гибели, он меньше всего думал о себе. Он отказался от попытки скрыться самому от гестаповцев, чтобы не подвергать смертельному риску меня и маму: фашисты бы взяли нас как заложников, а они не щадили никого.

... — Не хочу прощаться с тобой при врагах, — сказал он мне, когда к дверям нашего дома подъехала машина гестаповцев. — Не плачь при них и не бойся — они нас никогда не победят. Скоро, вот увидишь, скоро придут наши!

Через минуту ворвались гестаповцы, схватили, увели отца. Больше я его не видел.

... На западной окраине города, у Змиевской балки, возвышается монумент-памятник патриотам, героям, мужественно принявшим смерть от фашистских палачей, до конца оставшимся верными Родине. Отечеству. Это памятник и моему отцу. Здесь он погиб. Погиб, но остались его книги, осталась память о нем — писателе. А для меня — еще и память о самом дорогом, самом близком мне человеке.

ЛИТЕРАТУРА

1. Советские детские писатели. — С. 422-423;
2. Гегузин И. О книгах Полиена Яковлева // Яковлев П. Н. Девушка с хутора. — Краснодар, 1987. — С. 5-12;
3. Гегузин И. Страницы ростовской летописи. — Ч. 2. — С. 84-95.