ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2009-й

Мясниковский район Ростовской области

Э. А. СОКОЛЬСКИЙ

ОКРАИНЫ АНТИЧНОГО ГОРОДА

Исторические памятники хутора Недвиговка Мясниковского района Ростовской области

Древний Танаис знают все, летом здесь полно студентов, едут и едут сюда гости, наши и зарубежные, бродят среди стен легендарного города. А вокруг как хорошо - дышит степь, искрятся среди камышей рукава Мёртвого Донца, вдали угадывается Азовское море - почти растворённая в воздухе синеватая полоска... И хутор Недвиговка, незримый, но цепко охватывающий руины Танаиса с трёх сторон. Валерий Фёдорович Чеснок, первый директор музея-заповедника, не раз писал о Недвиговке в восторженно-романтическом ключе: мол, это казачье поселение до сих пор сохранило старинные курени, которыми может любоваться каждый, кто не поленится прогуляться по хутору. А «ленивые» могли видеть пару таких куреней из окна таганрогской электрички: домики, крытые соломой и с открытой галерейкой на уровне второго этажа («верхов»).

И это было совсем недавно… А теперь - ни один придорожный домик не привлечёт внимания, и в самом хуторе - гуляй не гуляй - не увидишь казачьей старины, - ну разве что у Мёртвого Донца поймаешь её ускользающий дух. А так - всё безлико, состоятельные дачники действуют по шаблону: исправляют «новорусскими» громадами неказистый, но полный тихого очарования облик основанного ещё в конце XVIII века генерал-лейтенантом Андреем Дмитриевичем Мартыновым поселения. Чеснок уже молчит; а что говорить, если он, мечтавший едва ли не всю Недвиговку включить в охранную зону, не стал спешить, когда пришла из Москвы бумага: разрешаем, действуйте! Человек энергичный, увлекающийся, неугомонный подвижник, Чеснок одушевлялся идеями, но воплощать их ему не давал его же темперамент. Не завершив одного дела, загорался другим…

А Недвиговка - уникальный по числу исторических памятников хутор. Его западная окраина - уютный уголок помещичьей усадьбы: поляна, огороженная сиренью; здесь, не мешая друг другу, поселились тополь, грецкий орех, ясень, ольха и черноплодная рябина. Все они, вместе с тесной аллеей туй, приводящей сюда, конечно, вымахали уже не при барине Сущенкове, а после 1934 года, когда постановлением Высшей Земельной комиссии РСФСР велено было «бывшую кулацкую усадьбу «Сущенково»… передать Ростовскому государственному университету под Биологическую станцию» (впоследствии Опытно-производственное хозяйство)

Если кузню, сараи, конюшни и маленькую электростанцию усадьбы разрушила гражданская война, а глинобитный трёхкомнатный барский дом - Великая Отечественная (дом впоследствии восстановили, но в неузнаваемом виде), то теплицу для ранних овощей и винные подвалы разворотили уже в наши дни. Невероятно, но сохранились круглая чаша фонтана и парадная лестница к роднику. «Лестница», конечно, громко сказано: разрушителям, видно, пришлось немало потрудиться, чтобы сдвинуть с места массивные ступени и перила. Уничтожить лестницу не удалось, но изуродовать изуродовали - а всё равно она живописна даже в руинах. Это говорит о том, что архитекторы тех лет понимали: строения должны гармонировать с природой, естественно в неё вписываться. А где же родник? Ещё совсем недавно можно было присесть рядом, умыться, испить воды, сейчас - завален кусками кирпича и бетона, затянут тиной. Вот тебе и новые хозяева!

А на склонах возвышенности, с которой хорошо видно село Синявское с церковкой, по-прежнему замечательно отдыхать: говорят, эти склоны излучают полезную энергию.

Родник есть и в центре хутора, на склоне террасы, шумный и многоводный. Чуть выше - церковь, главное украшение Недвиговки.

Первая, деревянная, во имя Успения Богоматери, была построена ещё в 1796 году (она стояла на нижней террасе к Мёртвому Донцу), а вторая, каменная, с деревянной колокольней - в мае 1814-го. Тогда Недвиговка называлась слободой (название ей дал будто бы Пётр, приказавший войску: «Стоять насмерть! Не двигаться!»). Хутором она стала после 1850 года, когда сын Мартынова Алексей Андреевич переселил жителей в Таганрогский округ, в слободу Успенка, сюда же переместились некоторые казаки из Гниловской станицы. При них, в 1891 году, деревянную колокольню сменила каменная. А с 83-го в хуторе действовало земское приходское училище.

В 1914 году рядом со старым храмом вырос новый, семикупольный, возводили его без малого десять лет. По правде сказать, это блёкло-кирпичное творение (предположительно - архитектора Г. Н. Васильева) с круглым барабаном, все восемь окон которого обведены каменным пояском, видится мне мрачноватым, казённым, и пусть горделивым, но всё же слишком «земным». Колокольня, удлинённая, с шестью проёмами, с синим колпаком, вырастающая из крутого фронтона, - вот, пожалуй, и вся красота Успенской церкви, чем-то отдалённо напоминающей грузино-армянские, в духе Византии, культовые сооружения. Над росписями, оконченными в 1917 году (теперь - мутноватыми, неяркими) работали мастера средней руки: лики святых - то гневные, то измождённые, лишь Богородица с младенцем, написанная в алтаре, светла и спокойна. И ещё в хорошую сторону отличается композиция в центре купола «Радость, о Господи, в преддверии рая» - старательная копия с работы Васнецова… А иконостас из розового мрамора, который смастерили на средства крестьянина Стрюкова (тогда же, до революции), до церкви так и не доехал - разграбили.

В 30-е годы разграбили и сам храм: утварь, иконы, колокола, золочёные кресты. Здание превратили сначала в колхозный амбар, потом в конюшню. Старую церковь, стоявшую метрах в двадцати, разобрали на камень.

- Когда войну объявили, мой дед и отец зарыли два мешка свечей и кое-какие кресты в огороде у деда, у Поликарпа, - у него был свой огород. А отца моего звали Василий, Василий Кобец, - рассказывала мне 78-летняя Александра Васильевна, прихожанка в синем в полоску платке. - Он с шести лет псаломщиком служил. Мешки и кресты накрыли соломой, досками, потом, оказалось, половина погнила! Дед в сорок первом и умер, отцу тогда было сорок. Когда в сорок третьем немцы сказали: открыть церковь, отец стал в ней снова служить…

- Его разве не призвали на фронт? - удивился я.

- В сорок первом? Нет, сразу взрослых не призывали, это уж потом, в сорок втором, стали призывать всех - и тех, кому за пятьдесят. Отец получил повестку, молился всю ночь перед иконой Николая Угодника, она от деда ему досталась. Пол был мокрый от слёз - мы так, как раньше молились, не можем... А он молился, чтобы в живых остаться. Пришёл утром в призывной пункт, в Чалтыре, смотрят его документы: «Рыбак? - и в шею его: - Пошёл назад отсюда! Мы рыбаков с передовой снимаем, а ты лезешь на фронт!

- А почему так? - не понял я.

- Да ведь рыбаки кормили всю нашу армию. Рыбу ловили и в Донце, и в море, и в Дону. Солдаты проходили - рыбаки и снабжали их. Ну вот. Как наши погнали немцев, так полхутора за ними уходило - и на лошадях, и на верблюдах. Боялись, что наши придут и перестреляют, раз были в оккупации. И отец с братом собрался тоже уходить, но потом остановился и подумал: а кому я там нужен? Если что, пусть меня стреляют у окопа (тогда в каждом огороде рыли окопы: наши солдаты зачем-то всех обязывали).

И вот спрятался он в стог сена, вылезал только поесть. Я как-то выбрасываю за дом шкорки, вижу: чья-то спина - то появится, то пропадёт. Подхожу, а там солдат наш, эти шкорки подбирал! Я его зову в дом, как раз отец обедал; солдат снимает одежду, срывает нижнее бельё: берите всё, только накормите! Семь суток идём за немцами, но ни немцев, ни наших не видим, все потерялись, разбрелись, ни полевой кухни, ни командиров. Отец говорит: да бог с тобой, накормим и ещё с собой наложим!

Немцы ушли, пришли наши - и вроде не трогают никого. А прошёл слух, будто мать Сталина видела сон: Богородица к ней является: пора церкви открывать. И мать говорит Сталину: мне вот такой сон приснился, так что открывай, нехай работают! И Сталин распорядился. Отец перестал прятаться, и раз приходит к нам Ярошенок, глава наш, и говорит: иди, Василий, хозяинуй! И отец снова служил. Священник пришёл, совсем старенький, потом дали какого-то комсомольца - отец отказался при нём служить. Только при Петре Петровиче снова пришёл в церковь. Отец Петро настоящий священник, и хозяин что надо.

Александра Васильевна мне сказала не новость. Да, с приходом в 1982 году отца Петра церковь, окружённая акациями и ольхой, преобразилась. Появились кровля, кресты на куполах, окна, отопление. Обновились росписи. Поставлена металлическая ограда (первоначально была низенькая, из песчаника, затем - вообще никакой). Сейчас все заботы - на плечах его сына Георгия. А отец Пётр, несмотря на то, что сердце и ноги прибаливают, по-прежнему служит. Большой души человек, безмерно энергичный, приветливый, эмоциональный, разговорчивый…

Жила себе и жила Недвиговка десятилетия, не меняясь внешне (только после войны пришёл в упадок хуторок на левом берегу реки - с фруктовыми садами, пасекой и шалашами). А вот дожился - осовременился, приобрёл заурядно-дачный вид. И всё же полностью лица своего не утратил, лицо - вот, Успенская церковь.